Девушка из песни - Эмма Скотт (2021)

С тринадцати лет я изучала все аспекты диабета, чтобы он больше никогда не застиг нас врасплох, если с Миллером что-то случится. Я поклялась сделать все возможное, чтобы защитить его, заботиться о нем, когда его показатели падали или, наоборот, взлетали. Потому что его диабет был агрессивным. С ним тяжело бороться. Я пробежала глазами статью, ища предательские признаки. Растерянность, ухудшение зрения (которое привело к столкновению со стеной), усталость. Все сходится, и доктор это знал. Но ни звукозаписывающая компания, ни сам Миллер его не слушали.

«Это же Миллер. Он не бросит начатое. Он предан своему лейблу, благотворительности, своим фанатам, наконец».

Я схватила телефон и набрала его номер. Звонок тут же перешел на голосовую почту. Я послала ему сообщение:

Пожалуйста, позвони, как только прочитаешь это.

Но оно так и осталась непрочитанным. Я мерила шагами гостиную, нервы были раскалены до предела.

– Ви? – позвала с кухни Вероника. – Что случилось?

– Миллер, – проговорила я. – Я думаю… То есть я не знаю наверняка, но у меня плохое предчувствие.

– О чем? Что-то случилось?

– Нет, но…

Я вскрикнула от удивления, когда зазвонил телефон. Эвелин.

– Эвелин, расскажи мне все! Как он? Что произошло?

– Вайолет, – спокойно произнесла она, но в ее голосе слышался страх. – Не хочу тебя пугать, но… как быстро ты сможешь сюда добраться?

28

Вайолет

Все произошло как в тумане. Только что я была в своей комнате и лихорадочно сбрасывала в сумку одежду, а в следующую минуту уже летела в Лас-Вегас по билету в первом классе, любезно предоставленному компанией «Голд Лайн Рекордс». В Мак-Карране меня встречала Эвелин на блестящем черном седане с водителем. За тонированными стеклами проносился Лас-Вегас-Стрип.

Нам обеим было всего по двадцать лет, но Эвелин облачилась в безупречную юбку А-силуэта и блейзер, в то время как я выглядела серой мышью в своих джинсах, толстовке и с наспех собранными в неаккуратный хвост волосами.

– Расскажи мне все, – потребовала я после напряженных приветствий. – Правду. А не тот бред для прессы, типа его госпитализировали из-за «истощения».

Эвелин провела по экрану телефона длинными ногтями с идеальным маникюром.

– По телефону я так сказала, потому что миру не нужно знать подробностей. Теперь, когда ты здесь, я могу рассказать. Два дня назад Миллер упал в обморок после концерта. У него очень понизились показатели, но в «скорой помощи» смогли стабилизировать состояние. Сейчас он в отеле, отдыхает.

– Упал в обморок? – В желудок словно опустился камень. – Насколько все плохо?

– Достаточно плохо, чтобы бросить гастроли, но он на это не пойдет, – произнесла Эвелин, наконец отложив телефон, чтобы уделить мне все свое внимание. – Врач говорит, что Миллер слишком усердствует. Но он полон решимости закончить тур, чтобы отвалить своей благотворительной организации кучу денег. Он испытывает чувство вины за все это. – Она указала на элегантный седан. – И он несчастен без тебя. Честно говоря, он ведет себя как настоящий придурок. Отношения на большом расстоянии слишком тяжелы для него. Ты же знаешь, какой он. Либо все, либо ничего.

– Я знаю. И благотворительному фонду он так же предан. Он не захочет все бросать.

– Ты должна заставить его уйти. Ты единственная имеешь над ним власть. Он меня не слушает.

Я покосилась на нее и почувствовала между нами застаревшую горечь прошлого.

– Я видела ваши фотографии. Кажется, вы очень близки, – призналась я.

– Ты видела всего лишь дружбу. – Она пригладила волосы, стянутые в тугой элегантный хвост. – Несмотря на все мои усилия.

Я резко повернула голову.

– Что это значит?

Она пожала плечами.