Голубая звезда - Жюльетта Бенцони (1998)

Прежде он любил нежиться в ванне, покуривая и читая газеты. Это чудесное место способствовало размышлениям, но на этот раз он ограничился лишь тем, что намылил всего себя до кончиков волос и растер тело жесткой мочалкой. По окончании процедуры вода стала серой и не совсем подходящей для неги. Поэтому Альдо выскочил из ванны, вытащил затычку, чтобы слилась вода, вытерся, обрызгал себя английской лавандовой водой и, укутавшись затем в махровый банный халат, почувствовал себя наверху блаженства. Потом он побрился, закурил сигарету и вернулся в свою комнату.

В гардеробной комнате, смежной со спальней Альдо, возился Дзаккария. Он доставал из полотняных чехлов костюмы всевозможных цветов, разнообразного покроя и осматривал их критическим взглядом.

– Так принесешь ты мне что-нибудь надеть или ты уже успел побросать мою одежду в огонь? – крикнул Морозини.

– Наверное, так и надо было сделать! Вряд ли теперь что-нибудь подойдет вам по размеру. Эти костюмы повиснут на вас, как на вешалке. За исключением, может быть, вечерних туалетов, ибо плечи, слава Тебе, Господи, у вас какие были, такие и остались!

Альдо вышел к нему и рассмеялся:

– Я не намерен принимать Массарию во фраке и белом галстуке! Ну-ка подай мне вот это!

«Этим» оказались серые фланелевые брюки и темно-синий блейзер, которые он носил в Оксфорде в тот год, который прожил там, совершенствуя свой английский. Затем Морозини выбрал белую шелковую рубашку и галстук тех цветов, которые отличали студентов его бывшего колледжа. Завершив свой туалет, он оглядел себя со сдержанным удовлетворением:

– В конце концов я не так уж плохо выгляжу!..

– Вы не слишком требовательны! У этих мягких рубашек – никакой элегантности! Они хороши для студентов и рабочих! Я сотню раз говорил вам об этом. Ничто не может сравниться...

– Раз тебе моя рубашка не нравится, иди и посмотри, не пришел ли нотариус! Его пристегивающийся воротничок утешит тебя. Проводи этого человека вместе с его воротничком в библиотеку.

Вооружившись парой щеток для волос в черепаховой оправе, Альдо принялся укладывать свою густую черную шевелюру; на висках уже появилось несколько серебряных нитей, совсем неплохо сочетавшихся с матовой кожей, обтягивающей костяк надменного лица, вполне подходящего для кондотьера. Однако Альдо оценивал себя без снисхождения: куда подевались его прежние мускулы? Что же касается осунувшегося лица с ввалившимися от постоянного недоедания щеками – в Австрии в последнее время совсем нечего было есть! – то оно выглядело гораздо старше тридцати пяти его нынешних лет. Только глаза стального голубого цвета, иногда зеленевшие от гнева, но в основном смотревшие беззаботно и часто насмешливо, не утратили молодого блеска, так же как белые зубы, обнажавшиеся временами в безмятежной улыбке, которая в настоящий момент больше смахивала на гримасу.

– Посмешище! – вздохнул он. – Придется снова наращивать мускулатуру, заниматься спортом! К счастью, море недалеко, буду плавать!

Подбодрив себя таким образом, Альдо спустился в библиотеку. Это была его любимая комната. Он провел здесь столько приятных минут со своим дорогим Бюто, который умел одинаково поэтично рассказывать о трагической смерти дожа Марино Фальеро, запечатленного на картине Эжена Делакруа, о долгой борьбе против турок, сонетах Петрарки.... или запахе зайца, приготовленного «по-королевски». Став мужчиной, Альдо любил посидеть здесь и выкурить последнюю сигару, перед тем как отправиться спать, слушая, как во внутреннем дворике фонтан напевает свою сладкоструйную мелодию. Приятный запах великолепных гаванских сигар, наверное, еще блуждает среди этих обшитых дубом стен и древних переплетов.