Прошло несколько минут. По мере того как Корнелис старел, ему все труднее удавалось извергать семя. Работая бедрами, он вспомнил эпизод из прошлого. В детстве Корнелис жил в Антверпене, и Гретье, их служанка, приходила к нему пожелать спокойной ночи. Однажды она вдруг задрала юбку и положила его руку себе между ног. Он почувствовал колючие волосы и мокрые губы. Она двигала его пальцами; ее губы разъезжались в стороны, как шлепки сырого мяса. Потом его палец уперся во что-то плотное, вроде маленького шарика, спрятанного в укромных складках ее плоти. Гретье заставила его тереть это место, вверх и вниз, все сильнее и сильнее… и вдруг бедра ее сомкнулись, зажав его ладонь. Служанка застонала. Вскоре она освободила его руку, рассмеялась, шлепнула по щеке и ушла.

Тогда его это напугало. Буквально привело в ужас. Он чувствовал стыд и тошноту. Ему было всего десять. От его мокрых пальцев пахло рассолом и гнилыми дынями. Потом это воспоминание застряло у него где-то внутри. Корнелис ужасался своей порочности, и в то же время она его возбуждала. «Вот-вот… сейчас… залп из всех орудий!» – прошептал Корнелис и вдруг изверг в нее семя. В последнем спазме он отчаянно сжал ее тело; его худые ляжки задрожали. Затем обмяк, полностью опустошенный, и его старое сердце бешено забилось под ребрами. «Слава Господу», – выдохнул он.

София лежала под ним не шевелясь. Похоже, она что-то говорила. Он слышал ее голос, но не понимал слов: сердце очень громко стучало в ушах.

– Что ты сказала, любовь моя?

– Я передумала. – София отвернулась от него и спрятала лицо в подушку. – Насчет того, что говорила за ужином… Мне не нужен другой художник. – Она помолчала. – Пусть он придет опять.

6. Мария

Сладостны украденные воды и приятен хлеб, съеденный тайком.

Якоб Катс. Моральные символы, 1632 г.

Комнатой ниже на своей кровати спала Мария. На полу стояли ее туфли, перевернутые вверх подошвами, – для защиты от ведьм. Снаружи, от воды в канале, веяло холодком. Туман рассеялся. Луна выбралась из облаков и сияла на крышах зданий, выстроившихся вдоль Геренграхта. Это были богатые дома, построенные на мощных фундаментах; их кирпичные кровли, увенчанные щипцами, поднимались высоко в небо. В слепых окнах блестел лунный свет. Между домами лежала полоса канала. По его воде пробегала легкая рябь; она морщилась, как атлас. Вдалеке залаяла собака, ей ответила другая, третья – словно телеграф, передавший новость о разразившейся войне, про которую знали одни лишь собаки.

По улице прошел ночной сторож. Он протрубил в рожок, объявляя время, но Мария мирно храпела в своей постели. Ей снилось, будто все комнаты наполнились водой и хозяин с хозяйкой уплывают на задернутых балдахинами кроватях. Море поднималось все выше, поглощая город, но она была уже рыбкой и быстро носилась по затопленному дому. Смотрите, я могу дышать! Она свободна, потому что все остальные утонули – все, кроме ее детей. Они легкой стайкой мчатся вслед за ней. Снуют там и здесь, проплывая по черным и белым клеткам мраморного пола.

Мария улыбается, чувствуя себя хозяйкой в подводном царстве. Другим пришлось умереть, чтобы она смогла жить, – и в мире сна это казалось ей вполне естественным.

7. Корнелис

Если поэт хвалится тем, что способен разжечь в человеке любовь, которая является главной целью всех живых существ, то художник может сделать то же самое, и даже еще в большей степени, поскольку в его власти представить перед любящими сам объект любви, придав ему такое сходство, что они начинают целовать его и вести с ним беседы.

Леонардо да Винчи. Записные книжки