Огненная - Кристина Кашор (2019)

Было раннее утро, и они лежали, сплетясь, в ее постели в зеленом доме. Файер запоминала каждый шрам на его лице и теле. Запоминала бледно-серый цвет его глаз, потому что сегодня он отбывал на север с Первым, чтобы проводить своих мать и отца по домам.

– Бриган, – позвала она, чтобы он заговорил, ведь тогда она могла бы слушать его и запоминать голос.

– Что?

– Расскажи мне еще раз, куда ты направляешься.

– Ханна полностью приняла тебя, – сказал он через несколько минут. – И она не ревнует и не тушуется.

– Она приняла меня, – сказала Файер, – но все же немного ревнует.

– Правда? – изумился он. – Может, мне поговорить с ней?

– Это мелочь, – сказала Файер. – Она не возражает, чтобы ты любил меня.

– Она тебя тоже любит.

– Да, и правда. Знаешь, не думаю, что ребенок может видеть, как его отец начинает любить кого-то другого, и не испытать ревности. По крайней мере, мне так кажется. Со мной такого не случалось. – Она оборвала себя и мысленно продолжила: «Поистине, думаю, в целом мире я была единственной, кого мой отец любил».

– Файер, – шепнул он, целуя ее лицо. – Ты сделала то, что должна была.

«Он никогда не пытался завладеть мною. Роэн сказала, что Кансрел не мог увидеть красивую вещь без того, чтобы не пожелать завладеть ею. Но он не пытался владеть мной. Он позволял мне быть самой собой».

В тот день, когда хирурги удалили Файер пальцы, Бриган был на севере. В лазарете Ханна крепко держала здоровую руку Файер, забалтывая ее почти до головокружения, а Нэш держал руку Ханны. Другую он протянул Миле – немного нахально, за что получил от нее едкий взгляд. Мила, большеглазая и с округлившимся животом, сияла, будто владеющая чудесной тайной. У нее, кажется, обнаружился любопытный талант притягивать привязанность мужчин, далеко превосходящих ее по рангу. Но у прошлого она кое-чему научилась. Она научилась определять границы – это то же самое, как если сказать, что она научилась доверять лишь себе. Настолько, что не боялась быть грубой с королем, если он на то напрашивался.

В последнюю минуту подошел Гаран, сел рядом и во время всего кровавого действа разговаривал с Милой, Нэшем и Ханной о приготовлениях к своей свадьбе. Файер знала, что это попытка ее отвлечь, и в благодарность за его доброту изо всех сил пыталась отвлечься.

Операция была неприятная. Снадобья были отменными, но они сняли только боль, а не ощущение, что у нее с руки похищают пальцы. Потом же, когда действие лекарств окончилось, боль оказалась ужасной.

Шли дни и недели, и боль стала ослабевать. Когда никто, кроме стражников, не слышал, Файер воевала со своей скрипкой и поражалась, как быстро война превратилась во что-то более обнадеживающее. Ее изменившаяся рука не могла делать всего, что делала раньше. И все же она по-прежнему была способна творить музыку.