Разбивая волны - Кэрри Лонсдейл (2018)

Вечером, когда мы, захватив по дороге Кэсси, вернулись наконец из больницы, бабушкин дом показался нам каким-то нежилым, словно мы отсутствовали не несколько часов, а несколько дней или даже недель. Свет нигде не горел, окна и двери были закрыты и заперты, и даже воздух в прихожей показался мне каким-то застоявшимся. Стоило нам, однако, войти в кухню, как туда же с громким мяуканьем вбежал Фрэнки. Он сразу принялся тереться о мои ноги, а потом уселся у буфета, где хранился сухой кошачий корм, с надеждой поглядывая то на Оуэна, то на меня. Похоже, котенок здорово проголодался, но почему бабушка не покормила его перед сном?

– Тетя Мэри? – позвал Оуэн, бросая на буфетную полку свой бумажник и ключи. – Вы где?!

Ответа не последовало. Только Фрэнки, напуганный шумом, недовольно дернул хвостом.

Мы с Оуэном переглянулись поверх головы Кэсси. Я первая сообразила, что нужно делать. Подхватив с пола котенка, я сунула его дочери в руки.

– На, покорми Фрэнки, а я пока проведаю бабушку. Должно быть, она спит и не слышит, что мы вернулись.

– Давай, Кэсс, я тебе помогу, – поддержал меня Оуэн, открывая дверцу буфета и доставая оттуда пакет с кошачьей едой. – Где его миска?

Пока они занимались котенком, я быстро поднялась наверх и, поминутно вытирая о джинсы вспотевшие ладони, двинулась к бабушкиной спальне. Мне было страшно, но я старалась держать себя в руках. Но вот я уже у двери. Постучаться?.. Нет. Я легонько толкнула дверь кончиками пальцев, и она, скрипнув, отворилась.

– Бабушка? Ты спишь?.. – спросила я шепотом, до боли в глазах вглядываясь в темноту. Плотные занавески были задернуты, но в лучах проникавшего из коридора электрического света я разглядела на кровати худую бабушкину фигуру.

– Бабушка, что с тобой? Тебе плохо? – проговорила я чуть громче, на цыпочках подходя к постели. Половицы поскрипывали у меня под ногами при каждом шаге (что поделать, все-таки дом был очень старый, и никакой ремонт не мог этого изменить!), но бабушка не проснулась. Она даже не пошевелилась! Только сейчас я заметила, как сильно пахло в комнате лекарствами и… болезнью. Знать, что бабушка умирает, видеть ее на кровати такой неподвижной, такой маленькой и жалкой мне было больно, и я едва удержалась от того, чтобы не отдать ей приказ всеми силами бороться с опухолью, которая росла у нее в мозгу. Потом я подумала о том времени, которое я провела с ней, и о тех годах, которые я прожила отдельно от нее, и мне стало еще горше. А еще я подумала том, что бабушке, конечно, тоже хотелось бы своими глазами увидеть все то, что надеялась увидеть я сама.

Наклонившись, я включила лампу на ночном столике. Сухая кожа возле бабушкиных глаз собралась тонкими морщинками, одеяло на груди поднималось и опускалось, но ее дыхание показалось мне не слишком глубоким – не таким, какое бывает у человека, который спит крепким, здоровым сном.

Неожиданно – словно почувствовав мой взгляд – бабушка открыла глаза и сразу сощурилась от света лампы.

– Молли?.. Это ты?.. – Ее голос звучал устало; лицо было бледным, и на нем явственно проступили глубокие морщины.

– Да, это я. – Опустившись возле кровати на колени, я нашла бабушкину руку и сжала обеими ладонями. Ее рука показалась мне очень холодной, хотя в спальне было достаточно тепло.

Бабушка улыбнулась. Точнее, я заметила, как дрогнула ее верхняя губа, и все же это была улыбка.

– Надеюсь, ты не сильно проголодалась. Сегодня я ничего не приготовила на ужин.

Одного этого мне хватило, чтобы понять, насколько сильно сдала бабушка за считаные часы. Обычно она заботилась об окружающих не жалея сил, а уж о том, чтобы не накормить родную внучку, не могло быть и речи. Будь бабушка здорова, она бы в лепешку расшиблась, но приготовила горячий ужин и для нас с Кэсси, и для Оуэна.

– Не беспокойся, мы что-нибудь придумаем. Можно даже заказать пиццу на дом. Что скажешь?