Другая королева - Филиппа Грегори (2016)

Однако на этот раз ничего не вышло; королева высвободилась из захвата. Главным свидетелем против нее выступает ее собственный брат-бастард, но поскольку он захватил регентство в ее отсутствие и держит в заложниках ее малютку-сына, даже глубокоуважаемые члены суда не могут заставить себя поверить хоть одному его слову. Ненависть его к ней столь очевидна и неверность так омерзительна, что даже судьи, назначенные Сесилом, не могут принять его слова на веру. Судьи, в том числе и мой муж, граф, гордятся своей верностью. Они искоса смотрят на того, кто запятнал себя таким чудовищным предательством. Им не нравится, как ведет себя шотландская королева, но то, как ведут себя ее шотландские лорды, им нравится еще меньше. Я надеюсь на то, что они постановят: ее подданные с нею дурно обошлись и ее нужно восстановить на троне. Потом шотландцы могут поступить со своей королевой, как сочтут нужным, и нас нельзя будет обвинить.

1568 год, зима, Хэмптон-корт: Джордж

Моя королева, Елизавета, щедрее и справедливее, чем можно себе представить. Сейчас, когда против ее кузины возмущено и высказано столько подозрений, она приказала навеки сохранить в тайне клеветнические письма и восстановить кузину на троне. Елизавета не хочет слышать ни слова против нее, она не позволит извалять ее имя в грязи. В этом она щедра и справедлива; мы не смогли бы вынести верное суждение, не выслушав самые скандальные подробности, и Елизавета велела умолкнуть и скандалу, и защите.

Но, несмотря на то что она – столь справедливый и мудрый монарх, я немного волнуюсь, когда меня призывают к ней.

Она не сидит на своем троне коричневого бархата, расшитом жемчугами и алмазами, в Райском покое, хотя там, как обычно, толпятся десятки придворных, надеющихся привлечь ее внимание, когда она выходит к обществу перед обедом. Те, кому Хэмптон-корт в новинку, рассматривают изысканные музыкальные инструменты, разложенные на столах по комнате, или играют в шашки на досках черного дерева. Те, кто при дворе давно, томятся в нишах окон, скрывая скуку ожидания. Я замечаю Сесила, внимательного как никогда. Сесил, весь в черном, как какой-нибудь бедный писарь, тихо беседует со своим зятем, Николасом Бэконом. За ними маячит человек, которого я не знаю, но его теперь пускают на наши советы, человек этот носит шляпу, надвинутую на глаза, словно хочет, чтобы его не могли узнать. А за ним стоит еще одно новое лицо, Фрэнсис Уолсингем. Я не знаю, кто эти люди, откуда, с какими знатными семьями они в союзе. Сказать по правде, у большинства из них вовсе нет семей – в том смысле, в каком я это понимаю. Они – люди без рода и племени. Явились ниоткуда, у них нет своего места, их любой может нанять.

Я отворачиваюсь, когда из большой двустворчатой двери появляется фрейлина королевы леди Клинтон. Она видит меня, что-то говорит стражнику, стоящему у двери, и меня проводят внутрь.

Стражи сегодня больше, чем обычно: у каждой двери и у всех ворот в замке. Я никогда не видел, чтобы королевский дворец был так полон охраны. Времена нынче неспокойные, мы прежде не нуждались в такой защите. Но в наши дни многие (даже англичане!) носят ножи и готовы были бы сразить даже свою королеву, если бы могли. Таких больше, чем можно вообразить. Сейчас, когда другая королева, которую зовут истинной наследницей, здесь, в Англии, перед каждым встает выбор между протестантской принцессой и ее соперницей-католичкой, и на каждого протестанта в стране приходится два тайных паписта, а то и больше. Как нам жить, разделенным в своем доме, – этот вопрос я оставлю Сесилу, чья бесконечная вражда к католикам так приблизила нынешнее и так ухудшила и без того плохое положение вещей.

– В добром ли расположении Ее Величество? – вполголоса спрашиваю я придворную даму. – Довольна?

Она понимает меня достаточно хорошо, чтобы коротко улыбнуться в сторону.

– Да, – отвечает она.