Другая королева - Филиппа Грегори (2016)

Ботвелл, пишу в спешке, меня увозят в Ковентри. Наше время пришло! Я могу обещать тебе битву, в которой мы победим. Приезжай, если сможешь, приезжай, чего бы тебе это ни стоило. Приезжай сейчас же!

М.

У Уэстморленда в замке Бранспат армия больше чем в тысячу человек, и в записке, которую мне вкладывают в руку, когда мы останавливаемся пообедать, мне сообщают, что к ним уже присоединились люди Нотумберленда. Всего получается две тысячи. Две тысячи – это армия, которая может взять Север, это достаточно большая армия, чтобы взять Лондон.

Они идут, чтобы меня освободить, Норфолк движется из Кеннингхолла, чтобы к ним присоединиться, и три священные армии – его, Нотумберленда и Уэстморленда – под знаменем пяти ран Христовых объединятся и пойдут в Ковентри за мной.

Я не жду особой битвы. У Шрусбери всего пара сотен людей, у Гастингса не больше сорока. У них не хватит мужества на битву. Половина из них католики, многие сочувствуют моему делу, я вижу это по их смущенным улыбкам в сторону, когда еду среди них, и по тому, как они склоняют головы, когда я прохожу мимо. Когда мы проезжаем мимо разоренного придорожного алтаря, многие крестятся, и их офицеры не обращают внимания. Эти люди были крещены в папистской церкви, с чего бы им желать перемен? С чего бы им умирать, защищая перемену, которая ничего, кроме разочарования, им не принесла?

Сгущаются сумерки первого дня пути, когда Шрусбери подъезжает ко мне.

– Уже недалеко, – ободряюще говорит он. – Вы не слишком устали?

– Немного, – отвечаю я. – И очень замерзла. Где мы остановимся на ночь?

– Эшби-де-ла-Зуш, – отвечает он. – Замок лорда Гастингса.

Меня охватывает ужас.

– Я думала… – начинаю я, и тут же прикусываю язык. – Мы остановимся тут? Я не хочу тут останавливаться. Я не хочу быть в его доме.

Он протягивает руку и касается моей перчатки. Он нежен, как девочка.

– Нет-нет, мы остановимся только на ночь. А потом поедем дальше.

– Он не задержит меня тут? Не запрет, когда мы приедем?

– Он не может. Вы все еще под моей ответственностью.

– Вы не отдадите меня ему? Что бы он ни сказал?

Он качает головой.

– Я должен отвезти вас в Ковентри и уберечь вас, – он прерывается. – Я не должен был говорить вам, куда мы направляемся. Не говорите своим дамам, прошу вас.

Я киваю. Мы все уже знаем.

– Обещаю, что не скажу. А вы будете рядом со мной?

– Буду, – нежно отвечает он.

Дорога поворачивает, и мы движемся к дому, виднеющемуся темной массой в сумраке зимнего вечера. Я стискиваю зубы. Я не боюсь Гастингса, я никого не боюсь.

Шрусбери приходит ко мне в комнату после обеда, убедиться, что мне удобно и я ни в чем не нуждаюсь. Я почти жду, что он предложит мне свободу, предложит так или иначе бежать. Но я в нем ошибаюсь. Он – человек бесконечной чести. Даже проигрывая, он не стремится уменьшить проигрыш. Он сегодня обречен, и все же он улыбается мне с обычной почтительностью, и я вижу расположение на его усталом лице.

– Вам удобно? – спрашивает он меня, оглядывая богатую мебель, которую Бесс поспешно разгрузила и собрала в пустых комнатах. – Прошу прощения за жалкий прием.

– Мне вполне удобно, – говорю я. – Но я не понимаю, зачем нужно было так срываться с места и куда мы едем.

– В северных графствах беспокойно, и мы хотим вас уберечь, – произносит он.

Он переминается с ноги на ногу, он не может смотреть мне в глаза. Я могла бы полюбить его за его безнадежную честность; думаю, он первый мужчина из тех, кого я знала, не способный солгать.

– Сейчас тревожно, – неохотно говорит он. – Королеву тревожит верность северных земель. Вам не о чем волноваться. Но я останусь с вами, пока мы не прибудем на место и вы не окажетесь в безопасности.

– Я в опасности? – раскрываю я глаза.

Он глубоко краснеет.

– Нет. Я бы никогда не привел вас к опасности.