Бельканто - Энн Пэтчетт (2018)

И все бы хорошо, если бы не другой священник, что лежал на холодном мраморном полу прихожей. Монсеньор Роллан уже встречался с отцом Аргуэдасом, когда присутствовал при рукоположении последнего два года тому назад, но с тех пор совершенно забыл о его существовании. В этой стране не было недостатка в молодых людях, готовых посвятить себя церкви. Для него все эти местные парни с коротко остриженными черными волосами и в одинаковых грубых черных рубашках были на одно лицо, как дети, пришедшие к первому причастию. Монсеньор Роллан понятия не имел о том, что на приеме присутствует еще один священник, за весь вечер отец Аргуэдас ни разу не попался ему на глаза. Да и как простой молодой священник мог попасть на прием к вице-президенту?

Отцу Аргуэдасу было двадцать шесть лет, он служил в одном из самых захудалых приходов столицы, зажигал свечи, проводил причастия и исполнял обязанности не намного серьезнее тех, что исполняет квалифицированный алтарный служка. В те редкие моменты своей жизни, когда он не служил Господу молитвой или пастве делами, отец Аргуэдас ходил в университетскую библиотеку и слушал там оперу. Он спускался в подвальное помещение, уютно устраивался в специальной кабинке и слушал записи через гигантские черные наушники, сжимавшие голову до боли. Университет нельзя было отнести к числу процветающих, и опера не относилась к числу его приоритетов, поэтому хранились записи не на компакт-дисках, а на допотопных пластинках. Некоторые личные предпочтения у отца Аргуэдаса, конечно, были, но по большей части он слушал все подряд, от «Волшебной флейты» до «Волнений на Таити». Он закрывал глаза и повторял про себя слова, которых не понимал. Он проклинал своих предшественников, которые оставляли на пластинках отпечатки грязных пальцев, царапали их или, хуже того, просто крали, так что «Лулу», например, осталась без третьего акта. Вспоминая, однако, что он священник, отец Аргуэдас в раскаянии падал на цементном полу библиотечного подвала на колени.

Очень часто, слушая оперу, он ощущал, как его душа наполняется странным восторгом. Он не мог точно назвать это чувство, но оно его беспокоило… неужели то было желание? Или, может быть, любовь? Еще во время учебы в семинарии он решил отказаться от оперы, как другие молодые люди отказываются от женщин. Он считал, что в подобной страсти есть нечто греховное, особенно для духовного лица. В отсутствие других достойных исповеди грехов он вообразил, что грех оперы является его самым тяжким грехом и он должен принести эту страсть в жертву Иисусу Христу.

– Верди или Вагнер? – спросил его голос из-за исповедальной перегородки.

– Оба! – ответил отец Аргуэдас, но, оправившись от вызванного вопросом удивления, поправился: – Верди!

– Ты еще молод, – сказал голос. – Приходи ко мне через двадцать лет, если, конечно, до тех пор Господь не призовет меня к себе.

Молодой священник напрягся, стараясь узнать голос. Он знал весь клир церкви Святого Петра.

– Это грех?

– Искусство не грех. Конечно, оно не всегда добродетельно. Но это не грех. – Голос минуту помолчал, и отец Аргуэдас чуть оттянул пальцем воротничок своей рубашки, чтобы впустить немного густого теплого воздуха под одежду. – Конечно, некоторые либретто довольно-таки… в общем, сосредоточься на музыке. Музыка – вот суть оперы.