Умолкшие - Эллисон Бреннан (2016)

– Убийца жесток и не чувствует угрызений совести, так что некоторые назвали бы его психопатом, но у настоящего психопата преступление вызывается психическим расстройством. Жестокий психопат может сочувствовать своим жертвам, но необходимость убивать или причинять боль отодвигает сочувствие на задний план. Социопат может не быть жестоким, но у него полностью отсутствует сочувствие. Взять, к примеру, мошенника, который выманивает сбережения у восьмидесятилетней старухи, – никакого чувства вины за то, что он ломает ей жизнь, даже если она умрет от голода на улице. Но тот же самый мошенник никогда хладнокровно не застрелит женщину. Социопаты не всегда жестоки. Однако если тебе попался жестокий социопат, он гораздо менее предсказуем, чем психопат, которого куда легче вычислить, когда определен его почерк. Я думаю, Ганс понимает, что убийца хотел убить именно Николь Беллоуз, поэтому он ее и убил. Не потому, что убийство доставляет ему глубокое удовольствие или имеет какой-то смысл. Психопат подождал бы несколько дней, может, недель или месяцев прежде, чем убить снова. А этому убийце не надо остывать. Он намерен выполнить свой план, каким бы тот ни был, а потом может больше никогда никого не убить.

– Если будет еще убийство, сразу звони мне, – сказал Ной.

– Конечно.

Люси хотелось спросить его, что он сказал Гансу – если сказал, конечно – об их разговоре сегодня утром. Ей хотелось знать, внес ли Армстронг что-нибудь в ее характеристику. Но он ничего не сказал, а она не стала спрашивать.

– Доброй ночи.

Ной ушел, так и не сняв странного напряжения между ними. Но все же он зашел, хотя и не должен был, – возможно, так он давал ей понять, что все в порядке.

Кинкейд вошла в большую комнату. Шон стоял, на его виске пульсировала жилка.

– Что с ним нынче такое?

– Ты всегда это спрашиваешь.

– Но тут что-то еще.

– Я рассказала тебе, что наговорила ему сегодня утром. Я перешла границу.

– Вряд ли. Он тоже не ангел.

– Шон… – она замялась.

– Что?

– Со мной говорил Мэтт Слейтер, старший специальный агент. То, что я наделала вчера, действительно подняло волну, и Ною влетело из-за меня. Он отвечает за все мои промахи. Я не хочу сидеть дома оставшиеся три недели, но и не хочу, чтобы у него были проблемы, если я что-то провалю. Слейтер сказал, что у меня особые привилегии, и все это знают.

– Чушь собачья, – ответил Шон. – Ты заслужила свое место.

– Может быть, – сказала Люси.

– Никаких «может быть». ФБР – не богадельня; тебя не назначили бы аналитиком, если б ты не была квалифицированным специалистом и они не знали бы твоих способностей.

Люси села на диван.

– Я не хочу привилегий, Шон.

Он сел рядом с ней и прижал ее голову к груди.

– Ты не можешь заставить людей перестать думать так, как они хотят, правы они или нет. Но ты заслужила все, что у тебя есть.

Люси надеялась, что Шон прав. Последние семь лет были порой такими «американскими горками», что она не знала, что и думать о своих мечтах и целях. Это действительно ее мечты и цели? Кем бы она была, не подвергнись семь лет назад изнасилованию, переданному онлайн в Интернет?

– Люси? – Шон повернул ее голову так, чтобы можно было заглянуть ей в глаза.

Кинкейд проглотила слезы. Она не хотела жалости от Шона. От кого бы то ни было. Особенно от себя.

– Поговори со мной.

Она покачала головой.

– Мне жаль, что меня не было здесь прошлым вечером, – сказал Роган.

– Всё в порядке. – Это показалось почти правдой.

– Если тебе когда-нибудь будет нужно о чем угодно поговорить, знай – ты всегда можешь поговорить со мной. Да?

– Да. – Голос ее дрогнул. – Большую часть времени мой разум убеждает меня, что все это произошло с кем-то другим. Я просто наблюдатель, как та камера в те ужасные дни. А потом я вижу что-нибудь, и все возвращается. Разумом я понимаю, но тело не слушается, и я не могу преодолеть панику.