Не поверишь, я тоже не отказалась бы послушать объяснения Дорна! Но вопрос был адресован не ему, а мне. И, судя по тому, что сам виновник всеобщего шока, продолжал расслабленно восседать рядом со мной и даже и не думал что-то объяснять, отвечать придётся тоже мне. Ну я и ответила. Быстро прикинула, чем мне может грозить весь этот спектакль, пришла к выводу, что с меня не убудет, если немного подыграю Дорну и побуду один вечерок его якобы невестой, и проговорила:

— Я же теперь маг, вот и решила связать свою жизнь с подобным себе. Уверена, его высочество принц Олиандр меня поймёт. К тому же, мне ещё шесть лет учиться, вряд ли он согласился бы так долго ждать.

— Ты моя дочь! — прорычал герцог Марасский. — И моя дочь выйдет замуж за принца Олиандра, а не за это порождение чёрной магии!

— Следите за речью… — угрожающе-тихо посоветовал герцогу Дорн.

— Я говорю то, что хочу, — прошипел Марасский. — И мне, право, удивительна твоя реакция на правду, — добавил он с ехидным смешком. — Всему королевству известно, чем ты являешься. И если маги приняли в свой круг результат извращённого эксперимента Рэджи, это ещё не значит, что мы — нормальные, не отравленные магией люди тоже должны считать тебя равным нам.

— И всё же, — криво усмехнулся Дорн, — не побрезгуйте принять совет от ублюдка чёрной магии — следите за тем, что говорите. В конце концов, целители не настолько продвинулись в своих изысканиях, чтобы восстанавливать оторванные головы. Они и с рукой-то не особо хорошо справились, как я вижу.

Герцог Марасский сжал в кулак затянутую в перчатку руку, ту самую, которую, помнится, я ему при первой встрече укоротила до локтя, и… промолчал.

А я во все глаза смотрела на лежащую на его коленях руку и откровенно офигевала! Всё это время затянутая в перчатку кисть была недвижима и я полагала, что это протез. А теперь оказывается, что маги смогли как-то восстановить ампутированную мною конечность. Не в лучшем виде, судя по словам Дорна, но всё же! И облегчённый вздох как-то сам собой сорвался с губ.

Не то, чтобы я уж очень переживала по поводу содеянного, да и убедилась уже в том, что герцог Марасский не тот человек, по отношению к которому стоит заморачиваться сочувствием и раскаянием, но… Но на душе стало значительно легче, будто один из взваленных мне на плечи камней только что удалось скинуть. Полностью от груза не избавилась, но к земле уже не так сильно гнёт.

Дальнейший путь прошёл в молчании и относительном покое. Ну как покое? Атмосфера, конечно, была далёкой от дружеской (какая там дружба, если «мой жених» практически открыто пообещал оторвать голову «моему папе», если тот за языком следить не будет), но хотя бы попыток возмущаться герцог Марасский больше не предпринимал. А больше нам и не о чем было говорить. Оба мужчины явно не отказались бы побеседовать со мной тет-а-тет, но не в присутствии друг друга. Я тоже не отказалась бы переговорить с Дорном, но опять же не при свидетелях. Вот так и ехали мы, молча, думая каждый о своём. Точнее, я думала, чем занимались они — не знаю.

А подумать мне было о чём. Ввиду прибывшей в лице Дорна подмоги страх перед встречей с королём немного поутих, и теперь можно было обдумать произошедшее этой ночью. Хотя, думать тут особо и не о чем было. Пришла в ритуальный, легла на ритуальный алтарь, проснулась в своей кровати. Всё. А что было между «легла на алтарь» и «проснулась в кровати»? Кто бы знал! Вернее, я догадываюсь, у кого наверняка есть развёрнутый ответ на этот животрепещущий вопрос. Только до этой морды лохматой ещё добраться нужно, и не факт, что она пожелает откровенничать!