Слёзы любви - Мира Майская

— Да-да, иди сюда Сверр. Ослабла я совсем что-то, видно не долго мне осталось.

— Ну уж, ты сильная, боги помогут, — конунг.

— Яся, поди сходи к соседке Фиоре, возьми молока нам.

Сглотнув комок в горле, я отмерла, пошевелилась слегка и согласно мотнула головой.

— Хорошо, принесу, — в тот же миг выскочила в сени[1].

Меня не удивило, что нам должны дать молока, Дорте лечила людей, травами и заговорами, принимала детей и потому мы не бедствовали, за помощь люди старались и ей помочь, кто чем мог.

Фиора меня как будто ждала, молока тут же принесла крынку, и еще стала мне совать в руки отрез холста-багрянца. Я отказывалась, Дорте ругалась когда мне давали чего-то с избытком.

— Не могу взять, Дорте ничего не говорила.

— Яся бери, мы с ней раньше об этом говорили. Мой Хальс, привез из похода по просьбе Дорте. Она говорила, что нужно готовить тебе рубахи верхние, к обряду посвящения. Хальс привез больше и для приданного хватит.

Подумав немного я не решилась брать.

— Дорте спрошу, потом заберу.

— Ну пусть так. А ты Яся совсем заневестилась, жаль мои парни малы для тебя, я бы рада была такой невестке, — это Фиора, удивляя меня этими словами.

Хальс её муж благодарил Дорте за то, что год назад бабуля спасла его Фиору, она с трудом смогла разродиться своим третьим сыном. За спасение жены, Хальс, бывший одним из ближних конунга, помогал, чем мог.

Вошла я в дом, неторопливо, раздумывая над тем, ушёл ли конунг. В сенях приблизившись к двери, услышала голоса.

— Ты слово дал, не забывай — это голос Дорте.

— Я не нарушу, — это конунг, голос спокойный, на удивление не громкий.

— Тебе её доверяю, если, что со мной случится, доведи её до священного камня за меня.

— Клянусь, — голос конунга.

— Если я уйду раньше, поклянись, что посадишь её на колени[2], - продолжила тихим голосом.

— Клянусь, ты только живи Дорте, — его голос, слегка дрогнул.

О том на какие колени, и кого хотят посадить не поняла, или не правильно поняла, разговор шёл на языке гётов. Но подумать об этом я не успела, конунг пошёл к двери, едва успела отскочить.

Дверь распахнулась и в тёмные сени вышел великан, для меня таким он был ещё с детства. Я стояла на входе в сени, а потому думаю хорошо была видна ему.

Не останавливаясь он двинулся в мою сторону, страшно пугая своим приближением. Повернувшись спиной к стене, я освободила ему проход, но он и не думал проходить мимо.

Остановился рядом со мной, но не повернув головы ко мне, заговорил:

— Ты дала согласие Ангару, иль он сам?

Я слегка замедлилась с ответом, не понимая о чём он.

— Какое согласие, на что?

— Значит сам, так и думал, — голос чуть повысился.

У меня затряслись руки, молоко из крынки стало расплёскиваться, потекло по моей руке.

Почему и зачем я не знаю, но именно в этот момент, конунг развернулся ко мне лицом, отчего я совсем замерла, столбом стояла.

Серые, темно-серые глаза смотрели на меня в упор, брови были нахмурены. Чем он был не доволен в этот миг я не знала, но вдруг брови разгладились, глаза опустились вниз, на мою руку с крынкой.

Конунг коснулся рукой моей руки, что держала крынку с молоком, прикоснулся к ней тихо, стирая ручейки молока. Затем рука переместилась мне на щёку, и его палец, слегка её потёр, отчего моё дыхание замерло.

— Сажа- произнес негромко.

— Иди в дом, Ясина, — голос был спокойный.

Послушно повернувшись, я пошла по сеням к двери и только у порога, повернула голову, посмотрела в спину, уходящему Свирепому.

Насмотревшись, убегаю в избушку к бабуле и усаживаюсь за рукоделие. Вышивка красными нитями по белому холщовому полотну, то рубаху вышиваю верхнюю. Мастерица я в этом деле, вышиваю и соседям, коль просят. Как рубаху свою закончу, примусь за набор к ней из очелья и пояс, да за поневу[3].