Давай останемся никем - Элла Савицкая (2022)

- Боже! А инструменты вам зачем понадобились?

- Мы чинили качели, - прожевав остатки хлопьев, с энтузиазмом делится Эйдан.

- Это правда, - объясняю, ощущая на себе негодование мамы и гнев отца, написанный на его лице. – Там звенья разорвались. Скайлер и Эйдан сняли старые и закрепили их на другие.

- Скайлер и Эйдан? – скептически выгибает бровь он.

- Да. Мы потом катались на них.

- Нет, ты посмотри на них, - охает мама, складывая руки на груди, - Вы совсем из ума выжили что ли? Кататься на сломанных качелях? Инвалидами хотите стать? Ладно он, маленький, но ты, Оливия, о чем думала?

- Мама, я проверила. Они держатся очень крепко. Скайлер…

- Скайлеру семнадцать! – включает папа повышенный тон, - что он может починить?

Опускаю глаза в стол. Ладони начинают потеть, а сердце работать в удвоенном режиме. Так часто бывает, когда я пытаюсь спорить с родителями. Они обычно побеждают, поэтому я делаю это крайне редко. Но сейчас глядя на Эйдана, понурившего взгляд, не могу так быстро сдаться.

Хоть уже и чувствую, что начинаю проигрывать.

- Он умеет. Правда.

- Откуда? В интернате этому не учат. Он бы хоть читать умел.

А вот это звучит грубо. Даже очень. Не знаю отчего, но в груди жутко неприятно становится. Так, как если бы там наждачкой прошлись туда-сюда.

- Умеет, пап. Ему вчера автомат по литературе поставили, - почему-то хочется поднять парня в глазах родителей.

Я и сама не так давно думала, что он ни на что не способен, но поняв, что ошибалась, теперь хочу доказать это и другим. Надо признать, Скайлер оказался не так уж плох. Особенно, после вчерашнего.

Если отец и удивился, то виду не подал.

- Читать любой дурак умеет. На то, чтобы чинить качели мозгов надо побольше.

- Патрик, их надо убрать, - поддерживает мама, не замечая, как в глазах Эйдана собираются слезы, - Не дай Бог кто-то снова упадет и расшибется.

- Не надо, - прошу я, положив ладонь на мамину руку, - если Скайлеру не доверяете, давайте вызовем людей, кто разбирается лучше. И починим.

- Да, пожалуйста, - просит брат, транслируя столько мольбы в глазах, что мне самой до слез его становится жалко.

- Нет. Я давно хотел их убрать, - категорично отрезает отец, как раз в тот момент, когда раздается удар дверью.

Я машинально оборачиваюсь. Разве Зак не вышел несколько минут назад? Вернулся что ли? Поворачиваю голову к окну и вижу, как по террасе проходит Скайлер. На ходу поправляет рюкзак и натягивает на голову наушники.

Осознание доходит до мозга постепенно. Он слышал наш разговор?....

Да, должно быть так. Не услышать его невозможно, когда проходишь по холлу.

Черт.

- А тебе Эйдан нечего плакать. Ты мужик или нет? – ворчит отец, даже не подозревая, что Скайлер слышал его нелицеприятные высказывания в его адрес, - Поставим тебе совершенно новые качели и горки. Да и когда к нам люди придут детская площадка будет выглядеть гораздо презентабельнее.

- Папа, пожалуйста, - из глаз Эйдана начинают течь слезы, - это дедушкин подарок.

- Дедушка твой если бы хотел, уже бы позвонил тебе. А ты ему не нужен. Как и все мы.

- Патрик, - с упреком шикает мама, а Эйдан в этот момент бросает в тарелку ложку, отчего оставшееся молоко расплескивается на скатерти, и выбегает из гостиной.

- Что? Пусть он принимает факты как есть, - говорит отец, тоже отбрасывая вилку.

Они с мамой начинают спорить о том, что ребенку такое говорить нельзя, а я встаю и взяв свою сумку, выхожу к Заку.

Внутри жутко неприятное ощущение горит, выпаливая грудную клетку.

Какое-то неподъемное бессилие. Кричать хочется, но ощущение, что никто не услышит.

И почему так происходит всякий раз после споров? Чувствую себя растоптанной. Как будто ни на что не способна. Будто пытаюсь сдвинуть с места вагон весом в семь тонн, прикладываюсь со всей силы, но только стираю подошвы и тщетно топчусь на месте.