Малафрена - Ле Гуин Урсула Кребер (2004)

Кучер сменил лошадей, и дилижанс снова тронулся в путь, взяв нескольких новых пассажиров. Одного из них Итале приметил еще на улице Гульхельма: он раскланялся с великой герцогиней, как со своей старой знакомой. Это был молодой человек, чрезвычайно элегантно одетый, с бледным, красивым, но несколько тяжеловатым лицом. Он тоже предпочел ехать на крыше кареты и вскоре сам затеял с Итале разговор, держась при этом так просто и дружелюбно, что наш провинциал вскоре позабыл о своей личине «загадочного и умудренного опытом» путешественника и с удовольствием принялся болтать с попутчиком, хотя все еще немного дичился и больше слушал, чем говорил. Это, впрочем, явно нравилось его собеседнику, речи которого его прежние знакомые, кстати сказать, обычно не очень-то жаловали. Испытывая взаимное расположение, молодые люди, естественно, представились друг другу: Сорде, Палюдескар. Некоторое время они ехали молча, и каждый про себя расценивал происхождение и знатность нового знакомца. Итале пытался вспомнить, насколько знатен аристократический род Палюдескаров; а тот в свою очередь думал, что этот юный коммонер из далекой провинции кажется человеком вполне воспитанным и приличным, хотя шляпа у него и имеет такой вид, словно он ею рыбу ловил. Особенно Палюдескару нравилось то, что этот провинциал не скрывает своей неосведомленности и слушает его разглагольствования развесив уши, а потому наверняка никогда и не сможет вывести его на чистую воду. Итак, один с удовольствием говорил, а второй с удовольствием слушал, и оба были благодарны друг другу.

В пять часов карета взобралась на вершину холма, и Итале наконец увидел обширную долину, далекую цепочку гор на востоке и светлую полосу реки Мользен, в излучине которой, окутанный дымкой и освещенный низким закатным солнцем, лежал Красной. От пригородов столицы их теперь отделяло всего несколько километров. Бледные холмы, оставшиеся позади, были окутаны тишиной; бледное небо над головой вздымалось невесомым куполом. А столица впереди, в своей просторной долине, согретой лучами солнца, будто спала, прекрасная и невыразимо спокойная. Палюдескар улыбнулся и с видом собственника глянул на побледневшего Итале, напряженно всматривавшегося куда-то в даль.

— Это ведь Рукх? — спросил Итале, указывая на массивное здание, видневшееся в голубоватой дымке и будто нависавшее над юго-западной частью города.

— Точно. А вон Синалья — на границе того зеленого пятна, видишь? Это парк Элейнапраде.

Дворец Синалья был основной резиденцией правящих ныне великих герцогов; короли же Орсинии жили прежде во дворце Рукх.

— А это, должно быть, кафедральный собор… — сказал Итале, и голос его сорвался, так прекрасны были золотистые шпили, вздымавшиеся над тенистыми улицами столицы и являвшие собой как бы средоточие времен и событий.

— Да, это наш собор, — подтвердил Палюдескар, — а южнее Речной квартал, там из порядочных людей почти никто не живет; зато в Старом квартале — он к северу от собора — таких больше всего. Похоже, и мой дом отсюда виден… Нет, не уверен. А вон здание Оперы — купол над рекой, видишь? — Но вскоре карета спустилась с холма, оказавшись в узком ущелье, и великолепный вид скрылся из глаз.

Когда столица вновь явилась взору путешественников, она была гораздо ближе, и разобраться в сплетении улиц оказалось сложнее. Но дорога продолжала петлять по холмам, и в последний раз они увидели Красной целиком, когда долину уже начинали окутывать сумерки, а восточные холмы почти утонули во мгле. Впереди сквозь серую пелену мерцали первые огни ночного города. В Колоннармане они поменяли лошадей, поужинали и в сгустившихся сумерках снова тронулись в путь. Вечер был теплый, карета легко катилась по гладкой дороге; впереди, в туманной дымке все ярче светилось зарево городских огней. Возбужденные теплым вечером, легким ветерком и приближением столицы, ждавшей их впереди, молодые люди разговорились со всей откровенностью.