Сейчас Артём кажется более довольным, расслабленным, таким обычным, без какого-либо пафоса. Красивый. Да, именно так. Особенно, когда ведёт себя сносно. Но я все ещё не доверяю ему, потому что обжигалась не раз. Он даёт мелкую надежду на улучшение отношений, а после разбивает ее вдребезги очередной колкой фразой или мерзкой выходкой.

Так бывало и раньше, и думаю, что в этот раз будет так же, но я не хочу снова оказаться дурочкой, которая на это ведётся.

— Ты помнишь, что было в детстве? — решаюсь и задаю интересующий вопрос.

— Забудешь такое. Помню, когда ты разбила коленки и ещё целый час ревела от ужаса и жаловалась на то, что теперь останутся шрамы, и что теперь тебя никто замуж не возьмет.

Прокручиваю в голове воспоминания и припоминаю этот нелепый случай. Неловко, ведь я и правда так сильно переживала.

А я припоминаю, что он сказал, что такую капризную точно никто не заберёт, и ему придётся со мной жить.

— Ах, да, соседский мальчик меня толкнул, — говорю с лёгкой улыбкой на губах, пока осторожно забинтовываю Артёму голову. — И ты ему потом что-то сказал, что он перестал со мной играть. А его родители сразу же его уводили, когда я пыталась с ним помириться.

— Он не имел право тебя трогать, ты же хрупкая совсем была, на тебя дунь, ты сломаешься.

В подтверждение слов он чуть сжимает мою талию, и я вскрикиваю от неприятных ощущений.

Он преувеличивает, я не беспомощная ни тогда, ни сейчас. Да, мелкая ростом, но постоять за себя могу… наверное. Однако я стараюсь решать проблемы более цивилизованным способом и не лезть на рожон.

Следом достаю пластыри, чтобы заклеить рассеченную бровь, неожиданно понимая, что я перестала ощущать неприязнь к его ранениям и делаю это без каких-либо неприятных ощущений. Но приходят другие, например, появляется некий трепет вперемешку с легким волнением.

Артём позволяет касаться себя. Сам просит. Это невозможно. Я и, правда, это делаю. Ощущения такие, что я совершаю что-то поистине запретное, опасное. И мелкий страх, что в любой момент все может перемениться.

Особенно меня настораживает его тягучий взгляд, что с каждой минутой становится более глубоким, задумчивым и заинтересованным. А когда он мимолётно кидает взгляд на мои губы, то меня словно поражает током.

Не может быть, что…

И я решаю, что лучше продолжить ностальгический разговор, чем думать, что творится в его сумасшедшей голове.

— Мы с ним потом начали снова общаться, в последний год перед моим отъездом, он провожал меня в школу. И еще звал на свидание, даже у отца спрашивал разрешение.

Вот зря я это ляпнула, понимаю сразу, когда чувствую, что его пальцы впились в кожу сильнее, а шея Артёма напряглась, как, впрочем, и весь он.

— И ты пошла?

Хотела, правда, но было одно огромное «но», которое мешало мне решиться на такой, казалось бы, обычный поступок.

— Эм, нет. Он же бабник, мне такие не нравятся.

Во взгляде Князя что-то меняется, он становится агрессивным и колким. Пренебрежительным. Вот так он обычно на меня смотрит.

— А какие тебе нравятся, Лиза? Хорошие, послушные мальчики, которые будут лизать зад? Признаваться в вечной любви при свечах и стеснительно трахать, исключительно под одеялом.

Говорит так яростно, что я в момент сжимаюсь, ощущая его неприкрытую агрессию.

Однако, его слова задевают. Нужно взять себя в руки, он не смеет мне такого говорить, он последний человек, которого должно волновать, какие парни мне нравятся.

— Ты совсем меня не знаешь, чтобы такое предполагать, — фыркаю на него, толкая в грудь, чтобы он все же меня отпустил, но теперь он держит мои запястья.

Я уже закончила. Мне здесь больше нечего делать. Но когда я дергаюсь, то видимо задеваю раны на животе, отчего он начинает корчиться и шипеть прямо в лицо.

— Увы, я хорошо тебя знаю и понимаю, что тебе понравится, а что нет. Примерный пай-мальчик как раз для тебя.