Нана - Елена Сокол (2018)

— Виталик, а… — спрятала пальцы в карманах джинсов, — то, что мы с тобой взяли еды домой…

— Накажут ли нас за это? — Подсказал он.

— Да.

— Не накажут. — Усмехнулся. — Ведь никто и не узнает об этом.

— Но ведь…

— Не беспокойся. Все так делают. — Его окурок полетел в ближайшую урну. — Видела бы ты, с какими сумками уходит домой Айваз! А иначе как? У него ж семеро по лавкам дома, а платят нам, сама видела, — мало. И зачем тогда оставшимся блюдам пропадать, правда?

— Наверно…

И все равно мне было как-то не по себе.

— А почему ты с дядей живешь? — Вдруг огорошил меня своим вопросом коллега.

— Э… — Сглотнула от неожиданности. — У меня кроме него и нет никого.

— О… — Его лицо вытянулось. — Прости.

— Да ничего страшного.

— Давай лучше поговорим о погоде?

— Ха, — улыбнулась, — ну, давай.

А когда мы с Виталиком разошлись каждый в свою сторону, я направилась дальше по улице. К «дому».

Ничего не выражающие лица спешащих прохожих. Шум машин. Огни витрин, набирающих свет, в начавшем темнеть пространстве каменных джунглей. Запахи. Терпкие нотки французских духов из приоткрытой двери парфюмерного магазина, обволакивающий и сладковатый аромат корицы возле булочной, горечь сизого дыма выхлопных труб многочисленных машин и запах прибитой пыли после мелкого вечернего дождя.

Все это причудливо переплеталось, создавая какую-то уникальную гармонию. Город жил. Дышал. Он пах деньгами: дорогими бутиками, отелями, дизайнерской обувью в стеклах витрин. Манил яркими красками, большими возможностями, звенел каблуками, рекламой из громкоговорителей, трелью дорогих смартфонов в карманах модных пиджаков. И одновременно вонял затхлостью старых подъездов, мусором из подворотен, бродячими животными с облезлыми хвостами и спящими бездомными в темных подворотнях.

Город был похож на муравейник. Суматошный, волнующийся, тесный. Город был светел, как чистый лист. Просторный, новый, диковинный. Хочешь — пиши в нем свою историю. Хочешь — просто стань запятой в истории чужой. Повезет — окажешься восклицательным знаком. Лишь бы не точкой. Она ведь слишком мала и незаметна на карте жизни. К тому же конечна.

А здесь… Здесь можно было начать новую жизнь. Чувствовать себя цельной, сильной, свободной. И просто наблюдать. Затеряться в толпе и одновременно быть ее центром. Остановиться и просто слушать этот шум, движение, питаться ими, осознавать себя их частью. Быть маленьким окошечком в огромном городе, который никогда не спит. Быть никем и всем одновременно.

А потом побежать. Нестись по этим улицам наугад быстрее ветра. Узнавать все новые и новые дороги. Видеть дома, дворы, людей. Все чужое. Незнакомое. Зато настоящее и живое. И потому рождающее необыкновенный трепет в душе.

Любовь к тому или иному городу рождается ведь именно из тех чувств, которые ты в нем испытал, а не из его внешней оболочки. Это место дало мне свободу. В минуту отчаяния подарило крышу над головой. Приютило, обогрело. Показало, каким уютным может быть.

Но местные жители… Надо признаться, они все здесь носили лица-маски, и это трудно было не замечать. Словно знали, что их город — всего лишь притаившийся голодный монстр. Поэтому в толпе легко можно было отличить приезжих — взгляд широко распахнутых глаз, по сторонам, а не сквозь тебя, беспокойство и… восхищение. Неподдельное, какое бывает лишь у маленьких детей, совершающих свои первые открытия.

Чем больше город, тем сильнее в нем люди заморожены душевно. Защитная реакция такая. Иначе — не выжить. Безумный темп, все на бегу, и, чтобы не реагировать на внешние раздражители, они будто надевают на себя коробку из-под холодильника. И вот десятки тысяч таких коробок идут друг другу на встречу, едут в метро, убивают время в душных офисах. Даже спят они все в коробках.