Самолет без нее - Мишель Бюсси (2014)

Нет! Это было не предчувствие. Кто-то здесь побывал! У меня в памяти четко отпечатались все детали импровизированной могилы, включая размер и форму камней. Не сочтите за похвальбу, но мне еще никогда не приходилось жаловаться на свою зрительную память — она у меня почти идеальная.

Кто-то переложил камни — теперь я в этом не сомневался!

Что ж, ничего не поделаешь. Это означало только одно: я не получу ответов на свои вопросы, не запачкав рук. И я с предельной аккуратностью принялся один за другим поднимать и откладывать в сторону камни. Это заняло у меня около получаса. Хорошо, что светило яркое солнце, иначе мне было бы нелегко побороть ощущение зловещей мрачности происходящего. Я несколько раз останавливался, чтобы попить воды.

Но вот последний булыжник отброшен в сторону, и я взял в руки лопату. Копал я осторожно, но, пока копал, мозг сверлила одна и та же неотступная мысль: зачем я это делаю? Чтобы отрыть собачий труп? На что я надеялся? Что на вершине горы Мон-Террибль похоронен грудной ребенок?

Так я копал около часа. Солнце сместилось к западу. На развороченную могилу упала благословенная тень сосен. Я уже выкопал яму глубиной примерно в метр. Извлек и перенес деревянный крест. И с упорством продолжал копать еще с полчаса.

Я не нашел ничего!

Ни одной косточки — ни собачьей, ни козьей, ни даже кроличьей!

Ничегошеньки!

Каменный мавзолей, крест, увядшее растение в горшке — все это служило лишь театральной декорацией! Под камнями не оказалось ничего. Обессиленный, я рухнул на землю. Я чувствовал себя уничтоженным. Потратить столь сил и энергии — и ради чего? Я напился воды, продолжая размышлять. Сейчас, сидя в тени в перепачканной рубашке, я даже немного замерз. Поднялся и принялся расхаживать по поляне, разговаривая вслух — то ли с окружающими соснами, то ли сам с собой. И вдруг широко, во весь рот, улыбнулся. До чего же я глуп!

Разумеется, я старался не зря. Как раз наоборот — хуже всего, с точки зрения моего расследования, было бы обнаружить в могиле труп животного. Именно это означало бы, что след завел меня в тупик. Допустим, я откопал бы кости принадлежавшей Жоржу дворняги. Что дальше? Я отнес бы их Огюстену Пеллетье?

Напротив, я разрыл могилу и выяснил, что она пуста. Если хорошенько подумать, подобная вероятность представлялась почти нулевой. Разверстая яма таила тысячи возможностей. Я утер лоб и достал из сумки бутерброд с сыром, заботливо приготовленный Моникой. В принципе, наиболее реальны из них две…

Во-первых, можно предположить, что я наткнулся на символическое захоронение — нечто вроде крестов и венков, которые порой попадаются на обочинах автомагистралей, особенно на крутых поворотах, указывая, что в этом месте случилась автомобильная катастрофа с человеческими жертвами. Почему бы и нет? У кого-нибудь из родственников погибших пассажиров аэробуса 5403 вполне могло возникнуть желание соорудить на вершине Мон-Террибль подобную символическую могилу, чтобы было куда время от времени приезжать с букетом цветов… В разбившемся самолете было сто шестьдесят восемь пассажиров, так что выбор достаточный. Вот только встает вопрос: почему могилу устроили здесь, в двух километрах от места катастрофы? И почему она такая маленькая? Как будто ее специально копали для детского гробика? В аэробусе было только два грудных ребенка. Так кто же поставил крест, собрал камни и все эти года поливал желтый жасмин? Кто-то из Витралей? Кто-то из Карвилей? Но кто? Когда? Зачем?

Оставалась вторая гипотеза. Под камнями на самом деле покоился скелет. И некто, пожелавший остаться неизвестным, каждый год навещал могилу. Как мог, ухаживал за ней. И вот, вернувшись сюда в последний раз, этот некто обнаружил, что могила осквернена. Что его тайным побуждениям, какими бы они ни были, грозит риск разоблачения. Следуя этой логике, неизвестный поступил единственно разумным образом: опустошил могилу. Разобрал камни, выкопал скелет, снова уложил камни…