На пересечении - Дикон Шерола

Сын воспринял новость об отъезде куда более резко. Мальчик попытался было воспротивиться, мол, здесь его друзья и будущая работа, но спорить с отцом, когда он в таком состоянии было себе дороже.

Собрав самое необходимое и поймав кучера, Дагль велел отвезти их в соседний город, где он решил пересесть в другую повозку и отправиться дальше. Извозчик хотел было поинтересоваться, куда они собираются, но бледное лицо Иклива и заплаканные глаза его супруги мигом лишили его говорливого настроения. Их отъезд показался кучеру несколько подозрительным, однако Дагль предложил хорошенькую сумму, отчего все вопросы разом отпали.

Ехала семья Иклив в полном молчании. Супруга все еще плакала, не веря тому, что муж запретил даже выглядывать в окно повозки. Лишь когда они выехали из города, Дагль вздохнул с облегчением. Ясный солнечный день был в самом разгаре, и впервые за эти часы мужчина почувствовал себя в безопасности. Кучер что-то насвистывал себе под нос, отчего хотелось расслабиться и закрыть глаза. После бессонной ночи и пережитого волнения усталость навалилась на Дагля с такой силой, что он невольно задремал.

Проснулся он оттого, что кучер резко затормозил. Снаружи донеслась какая-то возня, и Иклив потянулся к шторкам, чтобы понять, отчего повозка остановилась. В тот же миг дверца распахнулась, и, прежде чем Дагль успел понять, что происходит, лезвие кинжала глубоко полоснуло его по горлу. Раздался пронзительный крик супруги, но уже через секунду то же окровавленное лезвие вонзилось ей в шею. Последним убили мальчика, также перерезав ему горло.

Затем один из убийц извлек из внутреннего кармана камзола убитого увесистый кошель с деньгами и довольно усмехнулся.

— Не соврал же…, - хохотнул он, заглянув в мешочек. — Ладно, валим отсюда. Мало ли кто поедет…

Второй мужчина кивнул, и, запрыгнув на лошадей, оба наемника помчались через поля, желая поскорее исчезнуть с открытого пространства. На дороге остались четыре человека с перерезанным горлом, которые могли лишь улыбаться своими нарисованными кровавыми «ртами». И молчать. Конечно же, молчать.

V

Волна недовольства, прокатившаяся по ночному городу, к полудню рассыпалась брызгами сомнений и пересудов. Слова, звучавшие в темноте кладбища, при ярком освещении больше не казались такими правильными, а действия и вовсе выглядели чудовищными. Прежняя уверенность покрылась сетью трещин, и теперь горожане не знали, как правильно реагировать на происходящее. Выступление Родона Двельтонь произвело неприятный эффект, отчего чувство вины забралось в подсознание и царапало мысли острием совести. Кто-то из горожан все еще пытался успокоить себя тем, что некий аноним попросту солгал, но большинство пребывало в растерянности. После собрания людям пришлось вернуться к работе, но некоторые уже направились на кладбище, желая немедленно начать приводить его в порядок. Там по-прежнему пахло дымом, уже не так сильно, как ночью, но горечь все еще чувствовалась при каждом вдохе.

Всё последующее после собрания время Инхир Гамель проводил в своем кабинете. Он испытал искреннее облегчение, когда ему сообщили, что за чертой города было совершено разбойное нападение на Дагля Иклива и его семью. То, что убитыми оказались местные жители, могло вызвать небольшие проблемы, но территория преступления была нейтральной, отчего расследованием занимался тот город, к которому место разбоя было ближе. Это означало, что Гамелю не нужно было докладывать Родону о случившемся, объясняя, каким образом Дагль Иклив покинул службу, не объяснившись. Наемники сполна заслужили свои деньги, выполнив заказ до мелочей, и начальник почувствовал себя значительно спокойнее.

Гамель откинулся на спинку кресла и подлил себе еще немного виноградной настойки. Теперь оставалось дождаться действий семьи Кальонь, и, если все сложится так, как рассчитывал Инхир, скоро он будет подчиняться совершенно другому человеку.