Реальный мир - Нацуо Кирино (2015)

Однажды утром я простудилась. На улице шел сильный дождь. Все окна вагона электрички были плотно закрыты, а стекла затянуты белой пеленой от выдыхаемого пассажирами углекислого газа. Почувствовав себя совсем плохо, я не могла больше сдерживаться, и весь мой завтрак оказался на коленях сидящей напротив меня хорошо одетой женщины, по виду – служащей фирмы. Увидев на своей юбке наполовину переваренный тост и остро пахнущий йогурт, она вскочила со слезами на глазах:

– Боже мой… Прекрати!.. Что же мне делать? Я еду на работу. – Но она могла сделать немного. Всхлипывая, она стала отчаянно тереть юбку бумажными салфетками. Другие пассажиры, зажав нос, терпели распространяющийся запах и каждый раз, когда мое лицо искажалось, старались отодвинуться подальше от меня. Никто и не попытался утешить меня. После этого случая я стала избегать стоять перед сидящими.

Перейдя в шестой класс, я стала физически сильнее, и мне уже не бывало плохо, но вместо этого я столкнулась с еще более неприятной напастью. В поезде я попадала в окружение эротоманов. Обычно это были одни и те же мужчины. Зная их в лицо, я меняла вагоны, сдвигала время отъезда в школу и принимала другие меры, но, если мне удавалось избежать одной группы извращенцев, через некоторое время появлялась другая.

Несколько извращенцев окружали меня, чтобы я не могла убежать, и начинали щупать мое тело. Некоторые гладили мои ляжки или ягодицы, другие ладонями давили на мои груди, которые только начинали формироваться. Стоило мне закричать, как они моментально отворачивались и, сделав невинное лицо, превращались в обычных служащих или студентов. Однако спустя некоторое время повторялось то же самое. Я оказалась легкой добычей для этих извращенцев, потому что была молода и к тому же физически более слабая, чем они. Я больше не могла этого терпеть. Я познала горькую правду: взрослые мужчины – подлецы и мои враги. Я жаловалась родителям, что не хочу больше ходить в школу, не хочу ездить на электричке, однако не раскрывала истинную причину своего нежелания. Наверное, я боялась, что родители будут переживать, если узнают, что они принесли мне столько страданий. Вот так за время моих поездок в школу я незаметно повзрослела больше, чем мои родители.

Однажды, когда я увидела, что ко мне приближается банда этих извращенцев, я стала громко смеяться. На их лицах неожиданно появилось выражение испуга. Я стала смеяться над каждым из них, и они с мрачным видом отступили. Так я поняла, как, изменив что-то внутри себя и притворившись дурочкой, отделаться от этих типов. Это я и называю «теорией непоправимости».

В действительности существуют и другие «непоправимые вещи».

Все началось с того, что моя мать завела любовника. Наверно, правильнее будет сказать, что она влюбилась. Если бы я рассказала об этом Кирарин, то она, вероятно, заметила бы: «В этом нет ничего необычного, подобное часто случается», и привела бы примеры любовных связей других людей. Тоси успокоила бы меня, сказав, что «даже мамы иногда влюбляются». И только привередливая Юдзан молча уставилась бы взглядом в пол и вряд ли стала бы искать подходящие слова. Если бы Червяк узнал, что его мать изменяет отцу, то он, наверное, еще больше возненавидел бы ее, но, возможно, и не убил. Думаю, что это путь к чему-то «непоправимому».

Я смирилась с тем, что у мамы любовная связь. Причина заключается не в том, что подобное часто случается, как сказала бы Кирарин, и не в том, что, как считает Тоси, каждый свободен любить. Не было ни одной справедливой причины. Но я простила то, что нельзя было простить, потому что я любила свою мать больше, чем кого-либо еще. Поэтому я со всем смирилась. Я подчинилась ей, подобно тому, как смирилась с тем, что мне надо было ездить в школу на поезде. Когда недостаточно сил бороться, то приходится подчиниться судьбе, которая вам уготована. Это «непоправимо».