Разоблаченная Изида. Том II - Блаватская Елена Петровна (2006)

В то время как каббалисты называли это таинственное и редкое явление соединения духа с его смертным подопечным лицом, доверенным его заботе – «сошествием ангела Гавриила» (последний является чем-то вроде видового имени для обозначения этого), Вестника Жизни и ангела Метатрона; и в то время как назареи давали ему же название Абел-Зиво [257, I, 23], Delegatus, посланный Господом Gelsitude, – оно было вообще известно, как «Дух Помазанный».

И именно принятие этой доктрины заставило гностиков утверждать, что Иисус был человеком, осеняемым Христом или Вестником Жизни, и что его крик отчаяние на кресте – «Элои, Элои, Лама Сабахтхани» – вырвался у него в то мгновение, когда он почувствовал, что это вдохновляющее Присутствие наконец покинуло его, ибо – как некоторые утверждали – его вера тоже покинула его на кресте.

Ранние назареи, которые должны быть причислены к гностическим сектам, считая, что Иисус был пророк, тем не менее поддерживали в его отношении ту же доктрину божественного «осенения» некоторых «людей Бога», посланных на спасение народов, чтобы возвратить их на тропу праведности.

«Божественный разум вечен», – гласит «Кодекс назареев»,[148] – «и он есть чистый свет, льющийся через великолепное и необъятное пространство (плерома). Он – породитель эонов. Но один из них пошел в материю (хаос), возбуждая бурные (turbulentos) движения; и с помощью некоей части небесного света придал ей форму, организовал ее надлежаще для использования и появления, однако – она же и начало всякого зла. Демиург (материи) требовал себе божественного почитания.[149] Поэтому Христос («помазанник»), князь эонов (сил) был послан (expeditus); он принял личность весьма благочестивого еврея Йешу и должен был победить его; и который, оставив его (тело), вознесся в высоту».

Полное значение имени Христос и его мистическое значение мы объясним в дальнейшем.

А теперь для того, чтобы сделать такие отрывки, как вышеприведенный, более понятными, мы постараемся изложить как можно короче догмы, в которые, с пустяковыми отклонениями, верили почти все секты гностиков. Эфесс был тем местом, где в те дни процветало величайшее училище, в котором трудные для понимания умозрения Востока и платоновская философия преподавались сообща. Это было сосредоточие всемирных «тайных» доктрин, таинственная лаборатория, откуда, наряженная в изящную греческую фразеологию, вышла квинтэссенция буддийской, зороастрийской и халдейской философии. Артемис, гигантский конкретный символ теософически-пантеистических абстракций, великая мать Мультимамма, андрогин и покровительница «Эфесских писаний», была разрушена Павлом; но хотя ревностные новообращенные апостолов претендовали на то, что они сожгли все книги по «любопытным искусствам», τα περιεργα, их осталось достаточно для них, чтобы изучать, когда первый пыл поостыл. Именно из Эфесса распространился почти весь тот гнозис, который так яро сопротивлялся догматам Иринея; и это все еще был Эфесс со всеми своими многочисленными родственными ответвлениями большого училища ессеев, который оказался рассадником всех каббалистических умозрений, принесенных танаимами из пленения.

«В Эфессе», – говорит Маттер, – «идеи еврейско-египетской школы и полуперсидские умозрения каббалистов незадолго перед этим усилились обширным слиянием греческих и азиатских доктрин, так что неудивительно, что там должны были появиться учителя, стремящиеся объединить новую, проповедуемую апостолами религию с давно там установившимися идеями».

Если бы христиане не обременили себя «Откровениями» маленького народа и не приняли бы Иегову Моисея, – гностические идеи никогда не назвали бы ересями, будучи избавлен от своих догматических преувеличений, мир имел бы религиозную систему, основанную на чисто платонской философии, и, наверняка, что-то от этого выиграл бы.