По следам прошлого - Ольга Савченя (2021)

— Моя мать — безгрешная душа, добродетельная женщина — хотела мне помочь, — повторил он. Серые глаза наполнились танцем огня, губы едва заметно двигались. — У Норкора тоже мать была добродетельной — она хотела его убить перед тем, как его бы выбросили в кандар’рхор, но отец зашел проведать сына. Он девицу и прирезал, а Норкора тем же вечером выбросил на улицу, взрослеть.

Низкорослый васоверг, о ком шла речь, тоже скрестил руки на груди и равнодушно уставился в потолок.

— У Гахсода мать была пленницей. Отцов у него много, а мать откупилась появлением его жизни на свет и ушла. Нам всем не повезло, кроме Архага. — Черноволосый васоверг самодовольно улыбнулся и стал почесывать волосатую грудь. Дарок, ни на кого не отвлекаясь, продолжал делиться подробностями их семейных драм: — Его мать шлюха. Давать не любит, а рожает легко. Вот и берет деньги не за ночи, а за сыновей. Выкармливает их молоком, растит, пока не окрепнут, а потом сама же относит в кандар’рхор. Пусть будет здорова она. Счастливые у нее сыновья, да, Архаг?

Черноволосый ответил незамедлительно, но на их языке. Спросить у Дарока, зачем мне эти знания, я не решилась. В итоге дождалась логичного окончания:

— А мою отец взял силой. Он возвращался в Васгор со своими воинами, увидел две повозки и охрану. Наемников убил, а девку увидал, и — духам ясно, — яйца у него зачесались. Стал торговаться: девку забирает, остальных отпускает. Мог бы и сам ее забрать, но хотелось старому вояке, чтобы она добровольно отдалась. А она гордая, плюнула ему в лицо. Он ее там же и поимел перед всеми, а потом остальных перед ней выставил и убил.

Я голову опустила, пряча отвращение.

— Потом она меня родила. Полюбила и додумалась, дура, — скрежетнул зубами, — со мной сбежать. Спряталась в деревне у Края мира, куда никто не приходит. Думала, что васоверги ее не найдут. А им и дела до нее уже не было, им важно было меня вернуть.

— Разве твой отец не полюбил ее с первого взгляда? — Я изогнула бровь; эти слова дались с трудом. Об их методах воспитания и говорить не хотелось.

— Не обманывайся, мы все любим красоту или заботу. Заботы он от нее никогда не видел, а от красоты ее что тут осталось?

Резонно. В грязном городе крови больше, чем воды, даже помыться негде. Естественно, вслух я этого не сказала.

— Она сбежала — и скверна с ней. Но она меня забрала. Когда и до той глуши слухи дошли, что васоверги уже на подходе к деревне, что ищейки взяли след беглянки, она отдала меня старику и старухе. Доверила людям, а сама ушла, след увела. Я тогда только лепетать мог да сиську материнскую сосать. Это мне потом дед со старухой правду рассказали, когда я чуть было не убил двух парней немногим старше себя.

— За что?

— А они со мной дружить не хотели, — он ухмыльнулся. — И смеялись надо мной, вечно пальцем тыкали. Я и знать не знал, в чем провинился. Да, рога, да, плети из рук растут, да, не так красив, как другие, и да, мать бросила. Да разве ж это преступление? О себе я знал только то, что мне позволяли знать. Но кровь наша, васовергская, она другая, Асфи. Она землей этой, — он постучал ладонью по полу, — долгими периодами взращивалась и напитывалась. Я был сильнее, я мог многое, что и взрослые мужики не могли. А надо мной смеялись, меня сторонились. Не будь у меня этой силы, — до скрипа сжал кулак, — неизвестно, чем бы обернулась моя жизнь. А так я терпеть не стал. Но из деревни меня попросили уйти.

— И ты ушел? — теперь я слушала внимательно.