Первокурсница - Жасмин Иванова (2021)

Чувствую, как начинает дрожать подбородок, на глаза наворачиваются слезы. Хватаю подушку, прижимаюсь к ней лбом, глубоко дышу. Это абсурд какой-то, сон дурацкий! Не может же мой родной отец мне брак по расчету устроить! Он меня должен защищать, беречь, направлять к любви и счастью. Не использовать меня, как козырную даму в своем строительном бизнесе.

Слышу шуршание тапок. Кровать оседает под его весом. Нос щекочет хвойный запах папиного шампуня. Гладит бережно по голове. Прикосновения его неприятны. Как будто чужой человек меня трогает. Бывший когда-то родным и предавший. Голос его из каменного, стального чуть теплеет.

— Ты еще молодая, сопливая. Витаешь в розовых облаках. Веришь в рай в шалаше и прочий бред. Я тебе добра хочу. Если он тебе будет противен, можешь забыть. Но обещай хотя бы присмотреться!

Отец отводит подушку от моего лица, обхватывает двумя руками, стирает жесткими пальцами влажные дорожки на щеках. Заглядывает в глаза пытливо, по-доброму.

Если бы не сказал ту фразу про «можешь забыть», не простила бы его! Ни за что! Никогда! Но эта небольшая оговорка все в корне меняет.

Бормочу тихо:

— Ладно, присмотрюсь. Но ничего больше не обещаю!

— Большего и не надо, — заверяет в ответ.

Весь день идет уборка. Стараюсь сфокусироваться на пыли, энергично орудую тряпкой, чтобы не думать о вечернем визитере. Пытаюсь не волноваться. Квартира у нас большая, трехкомнатная. На неделе все заняты, не до уборки. На выходных приходится отдуваться.

Мама берется за пылесос, нагибается и тут же со стоном хватается за спину.

— Олег, ну, пожалуйста! Давай уже робот-пылесос купим! Меня радикулит замучил!

Из кухни до нас долетает голос отца, заглушаемый скворчанием сковороды:

— Чтобы ходить и спотыкаться об ползающую железку? Ни за что!

Мама, нахмурившись, досадливо качает головой, потирает спину. Передаю ей тряпку для пыли, а сама берусь за пылесос. За хлопотами проходит весь день. Отец злой, придирчивой фурией летает по квартире, зыркает по углам, проводит пальцем по шкафам, под кроватью. Проверяет, качественно ли мы убрались. С грустью понимаю, что в библиотеку сегодня не успею. Пишу Владу сообщение, извиняюсь. Мы собирались за книжками вместе посидеть, но из-за этого дурацкого бизнесмена все планы накрылись медным тазом.

К вечеру квартира вылизана и блестит, как леденец на палочке. Ни пылинки, ни пятнышка. Стол по-праздничному накрыт. Аромат мяса и выпечки заставляет истекать слюнками. Сижу в своей комнате на кресле у торшера, слушаю щебет амадинов, листаю странички учебника по европейской архитектуре, но сфокусироваться не удается. Взгляд то и дело срывается на настенные часы. Наблюдаю, как толстая стрелка медленно ползет к цифре шесть. Когда минутная стрелка замирает в верхней точке циферблата, а часовая в нижней, раздается гудение домофона. Папа, сломя голову бросается к двери. Его поспешность и нервозность никак не вяжутся со степенным внешним видом: рубашкой, отутюженными штанами, гладко выбритым лицом. Через минуту входная дверь открывается и в прихожую заходит гость.

Ожидала появления зрелого, пузатого дядьки, папиного ровесника. В лучшем случае, парня с блеклым лицом и водянистыми глазами — такого однажды встретила у папы на стройке. Вместо этого вижу перед собой фитнес модель. В одной руке у него бутылка вина, в другой пышный букет роз, который он тут же вручает маме. Глупо моргаю. Мне не верится, что такие красавцы бывают вживую, не по телевизору. И уж точно они не ходят к нам домой на субботний ужин. Высокий, смуглый брюнет лет тридцати. Широченные плечи, мощный торс — все, как я люблю. Умные карие глаза, правильные, чуть резко очерченные черты лица. Маленькая родинка на правой щеке. Слышу папин голос, как сквозь туман:

— А это наша дочь Мирослава, можно просто Мира.