Ева нетерпеливо кивает. На ее лице возникает непонятное выражение. То ли досада, то ли тревога. Раскаивается, что проговорилась? Боюсь до жути, что сейчас она закроется и ничего больше не скажет. Спрашиваю ее без обиняков, чувствую, что терять мне больше нечего:

— Скажите, почему Макс к вам не хочет ездить?

Прежде, чем она успевает опустить глаза, замечаю в них боль. И злость. Понимаю, что попала в точку. Ева поднимается, разглаживает складки на юбке, заявляет:

— Полагаю, на сегодня достаточно вопросов, вы не находите?

Я тоже встаю с дивана, но уйти без ответов не могу. Переминаюсь с ноги на ногу. Спрашиваю:

— Макс вас содержит, но видеть вас не желает. Как такое возможно?

Лицо Евы искажает кривая усмешка:

— Содержит? Нас? Так вот что он вам наговорил?

Она кулаки сжимает так сильно, что костяшки беледнеют в тон лицу. Больно, наверно, когда сын о тебе небылицы выдумывает. И вдвойне больнее, когда слышишь их от практически незнакомки.

— Вы заблуждаетесь! Обо мне много чего говорили, но впервые в жизни объявили живущей за счет собственного сына!

— Но я не понимаю… Почему Макс так к вам относится? Почему говорит про вас неправду?

— Думаю, это его способ отомстить.

— За что?

— Не за что, а за кого! Когда Анечка заболела, мы опробовали все, чтобы ее вылечить. Заграницы, медицинские светила, доростоящие лекарства. Но ничего не помогло. Мы с мужем оплатили лечение, и об этом не жалеем. Мы очень любили девочку! Но незадолго до ее кончины Макс попросил огромную, неподъемную сумму на какое-то лечение в Сибири. Голоданием, натуропатией и чистой экологией. Мы отказались. Все врачи утвеждали в голос, что девочка скоро, уже на днях отойдет. И потом мы никогда не верили в бездоказательную медицину. Через неделю Аня умерла. Макс нам этого не простил. С тех пор винит нас в Аниной смерти. Вот вам ответ, который вы так ждали, — женщина передернула плечами, сложила руки на груди и на лицо неприступную маску надела.

— А теперь настоятельно попрошу вас удалиться. Вы узнали от меня гораздо больше, чем я собиралась рассказывать.

Глава 18. Мира

Как сомнамбула сажусь в машину. Влад ни о чем не спрашивает, молчаливо заводит мотор, и за это я безмерно благодарна. Дает мне время прийти в себя, разложить мысли по кучкам. Из праха, из хаоса в голове вычленить хоть подобие порядка.

Макс сломан трагедией, раздавлен в ошметки! Отрекся от родителей за то, что отобрали последнюю надежду в критичный момент. За то, что его жену похоронили и оплакали раньше времени. Такое тяжело простить и понять тому, кто до последней секунды надеялся. Теперь он еще и врет про них, пытаясь подсознательно принизить их статус.

А меня он, как лекарство выбрал от своей боли. Но на деле я не лекарство, а наркотик ему заменяю. Тот, который теперь ему недоступен. Подойду ли ему, облегчу ли боль? Или только рецидив вызову? Никто не знает. Готова ли я вот так в омут с головой броситься? Лечить его. Терпеть его ранимость, закрытость. Сомневаюсь, конечно, но, может, и найду в себе силы. В каждой девочке есть материнский ресурс сострадания.

По идее, все, что узнала сегодня о Максе, могу понять и принять. Кроме одного. Вынести то, что он свою Аню мной заменить хочет, я точно не сумею. Я ведь навсегда для него останусь лишь подделкой настоящей любви. Ремейком. Суррогатом. И это пугает до дрожи и возмущает до трясучки.

Расстаться с ним надо. Но сердце плачет, тоской исходит, как только представлю, как ему прощальные слова говорю. Как будто беззащитному, ослабевшему от ран бойцу нож в спину вонзаю. В старую рану, в самое уязвимое, чувствительное место.