Первокурсница - Жасмин Иванова (2021)

Киваю, вилку в тарелку поставив аккуратно. Взгляд опускаю. Еда в горле застревает от таких папиных напутствий.

— В глаза мне посмотрела! Быстро!

Поднимаю на него глаза и вижу, как тяжелое, жестокое нутро в его зрачках плещется. Он меня сломать настроен. Своей воле подчинить любой ценой. Либо прогнусь, либо катком раздавит так, что и мокрого места не останется. Здравый смысл, с малодушием сговорившись, приказывает подчиниться. Сердце другое велит. Меня сейчас на части раздирает от замешательства и паники.

Никогда я против родителей не бунтовала. Мама говорила, что даже в подростковом возрасте я идеальной дочкой была. А теперь не могу больше, как раньше.

Вскакиваю со стула, бегу в прихожую. Впрыгиваю в сапоги, сумку хватаю, шапку, шарф накидываю и выбегаю в подъезд. Хорошо, что переодеться в домашнее не успела! Уже на пороге до меня долетает мамин встревоженный голос:

— Мира, вернись!

Дверь за собой захлопываю и меня сразу холодом окутывает. Дрожащими руками пытаюсь пальто побыстрее застегнуть. По лестнице вниз слетаю и натыкаюсь с разбега на тетю Олю, которая как раз в этот момент заходит в подъезд. Она испуганно вздрагивает. Но, узнав меня, улыбается. Конечно, ей, как всегда пообщаться хочется. Показывает мне наверх, мычит что-то. В гости, кажется, приглашает.

Не такая уж и плохая идея — спрятаться у нее. Там меня точно никто искать не станет. Киваю и поднимаюсь за ней следом на третий этаж.

Она достает из своей фуфайки ключи, открывает дверь аккуратно, неторопливо. Хочется поскорее к ней домой забиться, как в невидимую норку и затаиться. Чтобы никто не нашел. Получить долгожданную передышку.

Оказавшись внутри, оглядываюсь. Здесь чисто, хоть и очень бедно. Пахнет старыми вещами, сигаретами и хлоркой. Обои на стенах древние, выцветшие. Лет двадцать, а то и тридцать никто ремонта не делал. Пол покрыт бежевым линолиумом в коричневую крапинку. Кое-где он содран и через дырки просвечивают старые доски. Мебели мало, только самое необходимое. Стол деревянный. Две табуретки на кухне. В единственной комнате виднеются шкаф, сервант и кровать. На окнах пестрые, ситцевые занавесочки в цветочек.

Слышу из своей сумочки знакомый рингтон, поющий про свободу. Горько улыбаюсь. Не так я себе свободу представляла! Достаю телефон, вижу пять пропущенных звонков от мамы и два от папы. Ставлю беззвучный режим и убираю смартфон обратно.

Тетя Оля приглашает меня на кухню, указывает на табуретку. Потом достает пачку черного чая и с вопросительным видом ее демонстрирует. Я киваю. Чай буду, да.

Она снимает с верхней полки шкафа две чуть покоцанные белые кружки в красный горошек с золотистым ободком. Двигает одну ко мне поближе, другую к себе и в чайник кипяток заливает. Ставит стакан с сахаром на стол и присаживается рядом.

Смотрит на меня участливо, по доброму. Спрашивает, как дела.

Говорю медленно, чтобы она успевала читать по губам.

— Плохи мои дела. Родители меня заставляют с Максом встречаться. А я не хочу.

Она кивает. Достает из ящика старую, помятую тетрадку в линеечку, сильно сточенный карандаш и пишет аккуратно, разборчиво:

— Плохой характер. Его жене трудно придется. Надеюсь, не тебе.

Спрашиваю:

— Тетя Оля, а вы как? Он же вас к сурдологу обещал устроить! Вы уже ходили?

Она мотает расстроенно головой и снова пишет:

— Нет. Уже два раза визит переносили. Почти не надеюсь попасть.

В груди возмущение зреет на Макса. Неужели он осмеливается бедной женщине голову морочить? Подразнил надеждой, обещанным перед носом покрутил, и на этом все?

Тетя Оля рукой машет. Мол, пустое. Потом указывает в сторону окна с улыбкой. Взглянув на ее подоконник, замечаю, что он весь усеян засохшими бутонами роз. Поначалу даже не поняла, что это цветы. Тетя Оля берется за карандаш:

— Не могу выкинуть красоту! Засушила себе на зиму. Буду смотреть и радоваться.

— Это те цветы, которые вам Макс подарил?