– Еще как могу. – У меня так сильно дрожит рука, что я чуть не роняю чемодан себе на ногу. – Думаешь, ты единственный, кто потерял близкого человека? Я смотрела, как моя мама умирала от рака. В буквальном смысле наблюдала, как она чахнет и умирает.

– Элли…

– Тебе пора найти способ справиться со своим горем. Но я больше не стану помогать тебе. Не буду стоять рядом и наблюдать, как ты тянешься к бутылке, потому что настолько боишься встретиться с ним. С меня хватит.

Я вылетаю из комнаты, оставляя Дина изумленно смотреть мне вслед.

32

Дин

Я просыпаюсь от громкого, мучительного стона. Господи, похоже, кто-то умирает, и мне требуется целая минута, чтобы понять, что стон исходил из меня. Я стону, потому что голова раскалывается. Нет, болит глаз. Почему у меня болит глаз?

Я сажусь в кровати и осторожно касаюсь лица. Левый глаз опух и не открывается. А во рту сухо, как в пустыне Сахаре. Черт, как же мне хочется пить! И еще я чувствую себя изможденным – я поднял руку к лицу, и уже одно это высосало из меня всю энергию.

Наверное, все дело в молли. Когда я принимал его в последний раз, то на следующее утро у меня тоже все болело и я чувствовал себя как выжатый лимон.

Я слезаю с кровати, и тут выясняется, что я уснул полностью одетый. Пошатываясь, бреду к шкафу, открываю дверцу и изучаю свое отражение в висящем на ней зеркале. Господи Иисусе, глаз фиолетово-черный. Пока я разглядываю себя, в голове вспыхивают воспоминания о вчерашнем вечере.

Я пропустил премьеру Элли.

Элли бросила меня.

Гаррет вернулся домой и наорал на меня. Только почему он орал на меня? Я пытаюсь вспомнить. Точно, потому что я не пришел на премьеру Элли. О, и потому что пригласил к нам домой половину футбольной команды, и они… м-да, несколько полузащитников нюхали кокс в нашей кухне. Дерьмо. Именно в этот момент Гаррет оттащил меня в сторону и принялся орать на меня. Наверное, я сказал что-то, что ему не понравилось, потому что… теперь у меня фингал под глазом.

Отвернувшись от зеркала, я опускаюсь на край кровати и прикидываю в уме, с чем сейчас имею дело.

Фингал.

Злой сосед, который поставил мне этот фингал.

Девушка, которая меня бросила.

И девочка, которая плакала из-за меня.

Я сидела рядом с Дакотой, пока она рыдала! Девочка думает, ты ненавидишь ее, потому что она не захотела надевать мальчиковые коньки!

Наполненные гневом слова Элли гремят в моей голове как тромбон, вызывая пульсацию в висках и тошноту. Я едва успеваю добежать до ванной, давясь желчью, бурлящей в горле. Я наклоняюсь над фарфоровой чашей унитаза, и меня выворачивает наизнанку, кажется, в течение нескольких часов. Вечером я ничего не ел, так что блевать нечем, но желудок продолжает сводить и крутить, а меня продолжает выворачивать.

Когда тошнота отпускает, я чищу зубы, опускаюсь на выложенный плиткой пол и какое-то время просто сижу и думаю о том, что наделал. О том, что потерял.

Элли.

Бо.

Бо, будь он проклят! Ну зачем ему понадобилось умирать?

Эта абсурдная мысль вызывает прилив смеха. Я громко ржу как ненормальный, пока не начинаю икать, а на глазах не выступают слезы.

Раздается стук в дверь.

– Дин… ты там?

Я морщусь, услышав голос Гаррета. Но в его голосе больше не слышно злости. Только усталость.

Я открываю двери, и меня пронзает взгляд пары серьезных серых глаз.

– Ты в порядке? – хрипло спрашивает друг.

Я опять начинаю смеяться.

– Нисколечко.

На его лице появляется виноватое выражение.

– Прости за глаз. – Он ругается. – Но, черт, мужик, этого следовало ожидать! Ты бы видел, что оставили после себя те парни. Разнесли весь дом.

Я провожу дрожащей рукой по волосам.

– Я все уберу. И не переживай из-за фингала. Я заслужил. Удивлен, что Элли не поставила мне такой же под правым глазом.