Гончие Лилит - Кристина Старк (2016)

«Твое небо может упасть. Тебе кажется, что оно непоколебимо и несокрушимо. Но, как оказалось, в любой момент оно может обрушиться на землю. Какие-то невидимые струны оборвутся – и оно упадет. Наступит ли конец света? Нет. Погибнешь ли ты? Нет. Ты просто будешь поднимать вверх глаза и видеть черную, пугающую пустоту. Ни звезд, ни солнца, ни снега, ни дождя – всего лишь разрыв пространства и времени, всего лишь вакуумная яма над головой, бездна. И страшней всего будет осознание, что ты мог бы поймать его, подставить плечо под рушащийся небосвод, удержать его стремительное падение – мог бы, да не стал. Небо, надеюсь, ты меня слышишь. Упасть на землю и разбиться на миллион кусков – это не конец. Конец – это не захотеть подняться и оттолкнуть руки тех, кто хочет тебя поднять. Я – один из тех, кому осколки не режут руки, кому уже нечего терять и кто в состоянии дать тебе точку опоры. Ты нужна мне, Скай, и пусть твердят обратное все демоны ада. Ты нужна мне, и только поэтому я сейчас здесь…»

«Пусть твердят обратное все демоны ада, но похоже, что вместо статуэтки АМА Сэм предпочел бы унести отсюда эту самую Скай. Какое трогательное проявление чувств. Я думаю, никто не ожидал услышать нечто подобное от такого человека, как Сэм Оушен. Учитывая его нелюбовь к публичности, можно с уверенностью сказать, что мы стали свидетелями чего-то из ряда вон выходящего. Я увидела, как опасная тьма становится ласковым котенком у ног света. Как сила не может постичь себя без слабости. Я услышала, как дьявол умоляет Небеса о снисхождении. И на этот раз это вовсе не пафосная библейская притча, а самая настоящая лав-стори, в которой дьявол – это мужчина, а Небеса – женщина, которую он любит.

Ваш корреспондент из Лас-Вегаса Стейси Палмер, церемония American Music Awards 2015, специально для Irish Times».

Я сжала газету в руках, сжала зубы, сжала веки.

Он меня искал. Все это время он меня искал. Он знал: я упала и разбилась. Он знал: я превратилась в осколки. Он хотел найти их все до единого, сложить меня заново и сделать своей. И он заявил об этом во всеуслышание, в надежде, что газетчики разнесут его послание по всему миру… Но, по прихоти судьбы, я о нем так и не узнала. Небо бывает на редкость глухо и слепо…

Я спустила ноги на пол и осмотрелась в поисках одежды. На стуле рядом с кроватью аккуратной стопкой лежали мягкие спортивные штаны и толстовка с капюшоном и эмблемой какого-то футбольного клуба. Я подняла ее, и мне тут же бросился в глаза ярлычок с вышитыми на нем инициалами: S. Н. О. – Сэм Гарри Оушен. Кажется, в этом доме для меня нашлась только его старая одежда, которую Гарри носил еще подростком. Неужели я нахожусь в его доме? В тот самом, где прошло его детство?

Количество вопросов у меня в голове зашкаливало. Нужно срочно найти человека, на которого можно будет выплеснуть свое жадное любопытство. Но сначала мне нужен горячий душ и бритва – закончить то, что я начала делать в аэропорту. Ровно обрить торчащие пучки волос и убедиться, что на мне не осталось ни одной чужой пряди. Стереть с себя едкий запах страха и отчаяния. Снова почувствовать себя живой и невредимой…

Сказано – сделано. Я отыскала душевую, вымылась, потом надела футбольное трико Гарри и подошла к зеркалу.

Еще никогда я не выглядела так плохо, так жутко, так странно. Узница концентрационного лагеря в мальчишеской одежде? Бритая наголо пациентка психиатрической клиники? Тощий подросток, которого только что подвергли химиотерапии? Одно предположение лучше другого…

Я бросила взгляд на газету, в которой Боунс выглядел так, словно только что победил в конкурсе «Мистер Вселенная». А потом снова посмотрела в зеркало. «Лучше бы ты сегодня умерла», – заключила моя внутренняя перфекционистка и хлопнулась в обморок.

* * *