Гончие Лилит - Кристина Старк (2016)

– А чего ты, черт возьми, ждал? – ору я ему из-под стола. – Что я упаду перед тобой на колени, утирая слезы умиления? Кинусь покрывать поцелуями твои руки? Скай Полански, наверное, бы так и поступила, но ее больше нет. Где Скай? Нигде! Она умерла в туалете торгового центра вместе со своим ребенком. И мне нет дела, почему ты в этом кресле! Все, что с тобой произошло, – это результат твоих ошибок, Боунс, не моих!

Стук в дверь, еще один, и еще…

– Полиция, откройте!

В окно заглядывает чернокожий громила в синей униформе, с пистолетом на бедре. Вовремя, что и сказать: меня бы уже десять раз успели укокошить.

Вытираю лицо и иду открывать. Передо мной пара здоровенных полицейских с хмурыми лицами. Вяло объясняю, что все в порядке, их помощь уже не требуется. Они оглядывают внутренность дома поверх моей головы, дают мне какую-то бумажку на подпись, переговариваются между собой на языке, которого я не знаю. Поодаль мигает сигнальными огнями полицейский внедорожник с тонированными стеклами. Ветер задувает в дверной проем – холодный, порывистый. Мне хочется поскорее закрыть дверь и снова заползти под стол, но эти двое никуда не спешат. Жуют жвачку, разглядывают мою подпись на бумажке и мою физиономию.

– Все в порядке, – повторяю я. – Произошла ошибка.

– Не вопрос, мадам. С кем не бывает. Всего доброго!

И тут один полицейский наклоняется и поднимает с земли лист бумаги – одну из страниц из папки Боунса.

– Это ваше? – спрашивает он, протягивая мне лист.

Молчу, раздумывая, что сказать. Я не хочу прикасаться к этой бумаге, но и не хочу, чтобы эти двое разглядывали то, что им не принадлежит.

– Глянь на это, – говорит полицейский своему напарнику.

Я перевожу взгляд на лист и немею. На нем напечатаны фотографии девушки, в профиль и в анфас. Блондинка, выглядит так, будто не спала неделю: черты лица резкие, заостренные. Это та же девушка, что и на портрете в моей гостиной.

– Да, это мое. – Я забираю у полицейского лист и складываю его пополам. – Спасибо.

Полицейские кивают и возвращаются к машине. Жду, когда они исчезают из виду, а потом разворачиваю лист. «Департамент полиции Нью-Йорка… 2005 год… Вооружена и очень опасна…»

Не хочу ничего знать! Хватит с меня всего этого треша! Порывы ветра бьют в лицо. По газону скользят, скачут, кружатся над ним разбросанные бумажные листы – словно живые. Завтра утром не останется ни одного. Нужно всего лишь дождаться утра.

Закрываю дверь. Достаю из духовки лазанью, которую готовила к приезду Терри. Нужно всего лишь дождаться утра…

Сервирую стол для одного человека. Наливаю в бокал вина до краев. Сажусь, расправляя на коленях салфетку. Нужно всего лишь дождаться утра…

Кладу в рот кусок. Жую, не ощущая вкуса, и отрешенно смотрю перед собой. Отодвигаю тарелку.

Поднимаюсь по лестнице в спальню, снимаю платье и ложусь в кровать. Укладываю руки вдоль тела поверх одеяла. Нужно всего лишь дождаться утра…

А потом проснуться и понять, что все произошедшее было только ночным кошмаром.

* * *

Я вижу старика с виолончелью. У него волосы и глаза такого же цвета, как у меня. Он что-то бормочет и поднимает смычок – выше и выше, как погонщик скота поднимает плеть. Сейчас смычок обрушится на струны, и в тот момент, когда воздух пронзит первый звук, я сойду с ума. Но музыка не начинается. Кто-то берет виолончелиста за руку и забирает у него смычок. Это девушка-подросток, дочь Боунса. Ох, как же она похожа на мать – то же лицо, такая же тонкая белая кожа, просвечивающая синевой на висках и запястьях.

«Создать храм, – говорит мне Оливия, качая головой, – наполнить его сакральными вещами, достать из мусора все до последнего обмылка и вернуть на место. Жить в этом храме, хранить память о его божестве, спать в его кровати, бредить им. Но стоит твоему божеству прийти в твой храм и обратиться к тебе – и ты выставила его за дверь. Интересно».

– Он не мое божество.