Когда мы упали - Тилли Коул (2022)

Кому нужна поэзия! Слащавые сантименты, сердечки и цветочки. И мужчины, что умеют играть словами. Ведь просто услышав, что Остину нравлюсь настоящая я, сломленная анорексичка, скрывавшаяся под слоем косметики, я ощутила такую легкость в сердце, подобной которой никогда прежде не испытывала.

– Остин… – прошептала я в ответ, и он, потянувшись, взял меня за руку, склонился вперед, практически касаясь грудью моей груди, и свободной рукой захлопнул входную дверь.

Он словно почувствовал, что я опасаюсь его близости и, стиснув мне руку, прошептал:

– Пойдем. Нам нужно обсохнуть.

Остин мягко потянул меня за руку, и я двинулась за ним. Мы направились к большому камину в дальнем конце домика, нашему маленькому мирному местечку, что скрывало от задернутых штор и запертой двери. Когда мы прошли мимо дивана, Остин выпустил мою руку и схватил разбросанные на нем подушки и красное одеяло. А потом разложил их поверх коврика из овчины на деревянном полу.

Остин повернулся ко мне и коснулся ладонями лица.

– Садись, эльфенок. Я разведу огонь.

Нервно сглотнув, я опустилась на пол и уселась на красную подушку. Остин подошел к корзине с дровами и принялся складывать в камин одну деревяшку за другой. Взяв лежащую сбоку от камина спичку, Остин чиркнул ею о камень и поджег высокую груду поленьев.

Повернувшись, он опустился рядом со мной на колени и, поймав мой взгляд, спросил:

– Хочешь пить? Есть? Кажется, в холодильнике есть вода.

При упоминании о воде сердце мое дрогнуло. Он вспомнил, что я пью только воду. Не содовую. Он по-прежнему пытался создать для меня комфортные условия. Он всегда старался, чтобы мне было удобно.

Протянув руку, я коснулась дрожащей ладонью его жесткой, заросшей щетиной щеки.

– Я в порядке, Остин. Просто… посиди со мной…

Парень сглотнул, и на сердце потеплело, когда я поняла, что он тоже нервничал. Остин уселся на ковер рядом со мной и обхватил колени руками.

Погрузившись в свои мысли, он уставился на разгоравшееся пламя в камине. Поленья потрескивали, и комнату заполнил тот неповторимый запах, что исходит лишь от горящих дров.

– Мне не следовало брать тебя туда сегодня, эльфенок. Я чертовски сожалею о случившемся, – наконец произнес Остин. По глубокому тембру голоса я поняла, что он говорил серьезно.

Сказанные Остином слова извинения поразили меня. Он казался расстроенным, сбитым с толку событиями сегодняшнего вечера. Подняв руку, я погладила Остина по растрепанным волосам, успокаивая. Ощутив мое прикосновение, он закрыл глаза. И выглядел при этом очень усталым. Остин медленно начал клониться в мою сторону и наконец улегся на спину, положив голову мне на ногу, и с губ его сорвался усталый, но довольный вздох. И я словно бы вновь вернулась на несколько недель назад, в тот больничный сад.

Как только затылок Остина коснулся бедра, я напряглась, и в голове замелькали обычные панические мысли.

«У меня слишком толстое бедро? Ему противно, какая я на ощупь под тонким платьем? Я вызываю у него отвращение? Я…»

В свете камина глаза Остина казались почти голубыми, перламутровыми, словно у жука-скарабея. Он молча смотрел на меня, наблюдал, как я боролась с собственными демонами. И почему-то само отсутствие его реакции на мою тревогу помогло ей исчезнуть. Остин не извинялся, не потворствовал внутренней панике, как это было прежде. Он просто оставался неподвижным и позволял мне самой ее преодолеть; открыто глядя на меня, терпеливо выжидал, и на лице его читалась лишь забота.