Чебурашка - Олли Ро (2022)

Словно все эти годы с меня разом слетели, возвращая обратно в прошлое, где Зоя открывала мне, сияя улыбкой и глазами, кормила простым рыбным супом, объясняла алгебру, сидя на табуретке плечом к моему плечу, а потом целовала. Робко. Нежно. И до умопомрачения сладко.

Черт возьми, и почему я не приехал раньше?! Мне так не хватало все это время Зои, это же очевидно! Ответ, к сожалению такой же простой и тупой, как зубная боль. Я — идиот.

Нетерпеливо жму повторно на красную кнопку, задерживая палец чуть дольше, чем того требуют нормы приличия. Наконец, за дверью послышалась возня. И опять тихо. Едва я снова вознамерился позвонить, как в тишине сонного подъезда заскрежетал металл, проворачиваемого замка.

Изнутри квартиры на меня растеряно и как-то пугливо смотрела Зоя. Тонкий трикотажный халатик открывал вид на голые коленки. Босые стопы зябко переминались. Взъерошенные волосы растрепанными прядями спадали на плечи. Сонная. Уютная. Домашняя. Такая притягательная.

Зоя нервно оглядывается, словно боится, что нас кто-то застукает. Я не боюсь. Я очень даже соскучится по Людмиле Владимировне.

— Привет, — хрипит мой голос.

— Ты на часы смотрел, Соколовский? Какая нелегкая тебя принесла?

— Это тебе, — продолжаю улыбаться, как несчастный псих, и сую в тонкие руки тяжелый букет. Нестерпимо хочу сказать, как же сильно я соскучился.

Да много чего хочу сказать, но слова застревают в глотке, когда дверь в комнату Зои распахивается и из темноты наружу выползает сонный Степа.

В трусах.

В ТРУСАХ!!!

Малец не теряется, оглядев Зою с букетом, и меня с еще одним, вставляет свои пять копеек.

— А это, я так полагаю, мне? — нагло ухмыляется, кивая на цветы, что сжали мои побелевшие пальцы и протягивает свою загребущую руку.

Я отшатываюсь, раскрываю рот, но не найдя подходящих приличных слов, захлопываю обратно. Не знаю, что за выражение на моем лице, но Зоя краснеет, затем бледнеет, а потом и вовсе пошатывается в испуге, переводя взгляд с меня на Степу и обратно.

— Это — киваю на букет, — Для Людмилы Владимировны.

— Так ты не по адресу, дядя.

— Степа! — одергивает мальца Зоя. — Оставь нас. Пожалуйста.

Он фыркает, но подчиняется, хлопнув дверью в комнату, которая закрывается, но тут же по инерции снова открывается, ведь в этом доме никогда не было внутренних замков, даже на туалете, а я…

Я ни хрена не понимаю, что происходит!

— Зой! Ты с ума сошла? Что он тут делает?! Он же твой ученик! Это уголовная статья! Ты никого постарше найти не могла? — я кричу. Шепотом, правда, но кричу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Зоя смотрит на меня, как на идиота. Секунд тридцать гипнотизирует и молчит. А затем кивает, что-то уяснив в своей дурной голове, надменно и невозмутимо выгибает бровь.

— Да. Мой. Не твой! Это сразу видно, потому что в его голове не только две накачанные мышцы, удерживающие уши на месте, а еще и мозг. И в отличие от некоторых врожденный талант к математике. Мы усиленно ею занимаемся.

— О да неужели?! Я смотрю, ночами напролет квадратные корни извлекаете! И часто у вас такие математические сессии?

— Регулярно, но это не твое дело, так что, катись, — ее голос ровный и безэмоциональный. В нем нет ни страха, ни стыда, и я поражаюсь тому, как низко пала эта женщина.

— И что же думает по этому поводу его мать? — очень надеюсь задеть ее хотя бы упоминанием об этой женщине, но Зоя, словно Будда, непробиваема.

— Его мать счастлива, что у сына хорошо развита не только мускулатура, но и аналитическое мышление. Говорит, его папаша в этом полный ноль. Так что можешь не беспокоиться. Счастливого пути!

— Зой, это же полное дно. Это … Это конец. Он… Он ребенок! Я ведь не могу оставить это просто так…

Данилина демонстративно закатывает глаза, и если бы мои руки не были заняты, точно бы придушил заразу!