Твои - Алайна Салах

Я успеваю поймать несколько забавных кадров загорающей дочери, перед тем как снова к нему повернуться. Смотрю на открывшийся снимок и даже рот от удивления приоткрываю. Вот так да… Как такое возможно? Из окошка смартфона на меня смотрит улыбающаяся щербатая девочка в розовых шортах, и это действительно я.

— У меня еще есть, — скалится Роберт, мазнув пальцем по экрану.

При взгляде на следующую фотографию румянец густо заливает мои щеки. Твою же… Серьезно? У него есть моя голая детская задница? Роберт каким-то образом хакнул фотоальбом моей мамы?

— Ты мне вместе с Полинкиным прислала, когда ей месяц исполнился, — поясняет он, оценив ошарашенное выражение моего лица. — Спросила, правда ли вы похожи.

Я раздосадовано прикрываю глаза. Вообще такого не помню. Но к своему оправданию могу сказать, что я тогда минимум полгода провела в прогестероновой коме. Мозги были последним, что имело для меня значение, и любой тест на Айкью сходу определил бы меня в категорию умственно отсталых.

— Еще раз покажи предыдущий, — прошу я, решив не признаваться в своей забывчивости.

— Попа у тебя даже тогда была что надо, — с улыбкой замечает Роберт, возвращая на экран кадр девочки в шортах. — Разве не похожа? Одно лицо.

Я внимательнее вглядываюсь в снимок. Мы с Полинкой в этом возрасте и правда очень похожи. Тот же заостренный подбородок и даже нос пуговкой точь в точь. И манера ставить ноги носками внутрь, от которой я так давно пытаюсь ее отучить.

В груди вдруг так тепло становится от этого разговора. Вернее от возможности вести его с тем, кто имеет к рождению Полины самое непосредственное отношение — с ее отцом. Была бы моя воля, я бы сутками только ее и обсуждала. Бедные мои подруги. Года три назад стоило мне открыть рот, у них тотчас находилась куча дел, которые им срочно нужно было сделать.

— Глаза зато твои, — признаю я в приливе благодушия. — И улыбка. Вот посмотри на нее. Видишь? Так же широко улыбается. Будто хочет всех вокруг ослепить.

Роберт громко смеется. Чтобы показать фотографии, он придвинулся ко мне ближе и теперь его плечо задевает мое. Может это игра моего воображения, но я вдруг чувствую, насколько оно горячее.

— Это объясняет, почему ты вчера весь ужин просидела в очках. Боялась ослепнуть?

— Я и сейчас в очках, если ты заметил, но они не спасают, — я незаметно отодвигаюсь назад, чтобы увеличить расстояние между нами и заодно избавиться от его взгляда, намертво приклеившегося к моему лицу. — Глаза нет-нет да слезятся.

Роберт замечает это движение и улыбается еще шире.

— Ты иногда такой ежик, Снежок.

Положив на стол телефон, он стягивает себя футболку. К такому повороту событий я не была готова, а потому успеваю в деталях оценить и впечатляющую волну плеч, и мышцы, плотно облепивших его позвоночника.

— Купаться будешь? — уточняет он в пол оборота. — Скоро до места доберемся. Там можно набрать ракушек. Дети такое вроде бы любят.

И не только дети. Ни одна моя поездка на море не обходится без домиков для моллюсков в чемодане. Я потом раскладываю их на полках и когда протираю пыль, с теплом вспоминаю: это отсюда привезла, а это оттуда.

— Буду конечно, — чуть громче, чем нужно, отвечаю я и отворачиваюсь, чтобы выпутаться из сарафана.

— Ну наконец-то, — заговорщицки комментирует Роберт, давая понять, что эти слова адресованы лишь мне. — Я уже подумал, что ты меня за что-то наказать решила и с этим парашютом сегодня не расстанешься.

Ладно, пусть ерничает. Сегодня ему можно. Он в конце концов мои детские фотографии у себя пять с лишним лет хранил.

19

— Смотри, чтобы не упекли за расхищение природных ресурсов страны, — посмеивается Роберт, глядя как я запихиваю в сумку очередную найденную ракушку.