Подари мне семью - Алекса Гранд

Жажда крови внутри меня достигает пика, требует выхода наружу, и я не могу ей противиться. Выбрасываю резко кулак, пробиваю короткий джеб и валю Семена на асфальт.

Осыпаю его градом ударов, мешу ногами и ожидаемо теряю контроль. Совсем не думаю о последствиях. О том, что могу превратить здорового человека в калеку. О том, что единственный, кто плыл по течению и кого надо винить в сложившейся ситуации – это я сам. О том, что, в конце концов, мне могут выкатить серьезный иск и даже завести на меня уголовное дело.

– Лебедев, ты что делаешь?! Прекрати!

– А-а-а-а-а!

На периферии слуха раздаются какие-то крики, но я их не различаю. Продолжаю раз за разом выплескивать боль, смешанную с грязью, и не чувствую такого необходимого сейчас облегчения.

Превращаюсь в поехавшего зверя, дуреющего от багровых капель на чужой коже, которого способен остановить лишь один человек.

– Никита, хватит! Хватит.

Кира. Ее я слышу во всей этой какофонии звуков и внезапно смотрю на себя ее глазами. Безумный, с горящим диким взглядом, со стесанными костяшками и с бушующим смерчем в душе.

Разве такой мужчина ей нужен? Разве такого спутника она заслужила?

– Прости.

Шепчу немеющими губами и опускаю руки вдоль туловища. Во рту мерзко горчит, конечности ходят ходуном, тремор усиливается.

Мерзкое чудовище. Кровожадный монстр. К которому не то что приближаться нельзя – его необходимо запереть в клетке.

Хочу поделиться с Кирой своим открытием, но не успеваю. Она отчаянно машет головой, подлетает ко мне и прижимает указательный палец к моим губам.

– Поехали домой, Никита. Пожалуйста!

Льнет ко мне теснее, не испытывая брезгливости. Гладит запястья. Обнимает. И меня от этого ее безоговорочного принятия отпускает.

Чернота постепенно отступает. Возвращаются утраченные маяки и постулаты. Становится стыдно за отвратительную вспышку гнева. Не перед Вершиниными – перед ней.

Так что я шумно выдыхаю, ощущая, как адреналин течет по венам, и присаживаюсь на корточки рядом с вытирающим кровь с подбородка Семеном. Достаю из бумажника несколько оранжевых купюр и кладу на землю рядом с ним.

– Вы же только на языке денег умеете разговаривать? Будем считать, что я компенсировал причиненный ущерб. Идет?

– Тебя ведь все равно не закроют?

– Нет. У меня достаточно влиятельных друзей.

Сообщаю Семену твердо и встаю на ноги, мечтая поскорее покинуть этот гребанный двор и забрать у агента задаток. Помогаю Кире поднять брошенную на асфальт сумку и стаканчики с безнадежно остывшим кофе и ровно на долю секунды застываю, когда между лопаток вонзается истеричное.

– Это ты псих, Никита! Ты! Катись к черту!

Даша кричит еще что-то обидное нам вслед, но мой организм опускает непроницаемую заслонку и блокирует наполненные бессильной яростью проклятия.

Вот так выстраивает защиту. Сегодня я хапнул более, чем достаточно. Теперь надо как-то уложить новые знания на полку и переварить всю ту дичь, что бурлит у меня внутри.

Обнять Киру. В сотый раз извиниться. И окончательно вычеркнуть семейство Вершининых из своей системы жизненных координат.

Дарья никогда не носила под сердцем моего ребенка и почти восемь гребанных лет притворялась, что горюет о его утрате. Нажимала на нужные кнопки, дергала за правильные струны и весьма виртуозно играла на моих слабостях.

Так что в этой ситуации я вправе снять с себя обязательства и забыть об обещании помогать ей деньгами. Она не бесплодна и не нуждается в лечении. А если и нуждается, то это больше не моя ответственность.

В том, что с ней случилось, нет ни капли моей вины.

– Никита, давай я сяду за руль. Не стоит тебе ехать в таком состоянии.

Я так глубоко погружаюсь в рефлексию, что не сразу обнаруживаю Кирину ладонь на моем запястье. Тряхнув головой, я сталкиваюсь с Ильиной взглядом, ныряю в омут обеспокоенных серо-голубых глаз и цепенею.