Дрянь - Софья Ролдугина (2018)

— Спасибо, я знаю, — усмехнулся врач, — надо записать, — авось, пригодится стих сочинить… Так вот, капитан, я уверен, что вы можете поспособствовать тому, чтобы вытащить ни в чем не повинную девушку из этой неприятности. Так сделайте же это, пожалуйста, очистите свою совесть, вам ведь никакого удовольствия нет карать несправедливо, не так ли?..

— Так. Вы правы, доктор! И ваши слова достойны настоящего джентльмена… Я немедленно отправлюсь в суд, чтобы выступить в защиту арестованной.

— Я с вами, сэр.

— И я! — оба мужчины наградили инициативную девчонку весьма скептическими взглядами. — А что такого? Может быть, меня тоже совесть замучила, и я хочу извиниться перед мадам капитаном за то, что из-за меня та попала в беду?

— А вы остаетесь на корабле, Ваше Высочество, — приказал капитан. — Мои люди о вас позаботятся. Мы не вправе больше ни минуты подвергать вашу жизнь опасности.

— Пф-ф-ф… Да разве же это опасность? — принцесса развалилась на стуле и окончательно вышла из «роли». — Не видели вы всех тех опасностей, в которых я уже до вас успела побывать. Тем более, ваши люди — это не вы, если вам я еще могу как-то доверять, то им — сомневаюсь… Так что, поверьте, всем будет намного спокойнее, если вы возьмете меня с собой. По-моему, я заслужила небольшой променад.

Глава 10. Желуди и наперстки

На Судебной площади, достаточно просторном пятачке на пересечении двух больших улиц, сегодня проходил процесс по делу «аморальной чужеземки, омывшей свои грязные телеса в священных водах городского фонтана». На импровизированном помосте за длинным столом восседали судья и девять присяжных, сама же подсудимая, ярко выделявшаяся на общем фоне своей огненно-рыжей шевелюрой, стояла со скованными за спиной руками у столба. Столб, вестимо, позорный. В прошлой жизни он был стволом какого-то дерева и, скорее всего, грезил о лучшем будущем для себя, например, стать корабельной мачтой, или сваей, входящей в основу добротного дома… Но мечты не всегда сбываются, даже у деревьев, так что сейчас наш давешний широколиственный знакомый вынужден был терпеть соседство с бывшей пираткой, а теперь — шкипером торгового судна, Шивиллой Гайде, которая на его фоне выглядела какой угодно — задумчивой, скучающей, раздраженной, но только не пристыженной. Поводя затекшими плечами, но стараясь сохранять при этом осанку, девушка вполуха слушала пространные разглагольствования судьи и горько ухмылялась про себя тому, что если уж здесь в такой культ возведено почитание воды, то этому законнику следовало бы экономнее лить ее между строк своих речей. Заблаговременно капитаншу осведомили о том, что с нее взыщут сумму за вынужденное освящение фонтана, накинув еще пару серебряников за так называемый «моральный ущерб», всего-то, но скандал из этого раздули неимоверный. Насколько она поняла местное законодательство об охране культурных и религиозных ценностей, то его суть заключалась в том, чтобы как можно больше унизить провинившегося, заставляя его раскаиваться и в полной мере осознавать никчемность своего поведения. Что-то подобное, только в меньших масштабах, практиковалось в элитных гимназиях, где нашкодивших учеников для их же блага заставляли выстаивать часами в углу коленями на горохе… Только вот Шивилла в своей жизни ни дня не проходила в школу, поэтому такие воспитательные меры были ей в принципе до лампады.