Дрянь - Софья Ролдугина (2018)

Океан в это время года не бушевал и не волновался чрезмерно. Погода была благосклонна к «Золотой сколопендре» и ее обитателям, позволяя всем прийти в себя и зализать свои раны. Судовой лазарет потихоньку пустел, но морские черти, к счастью, больше не получали с этого борта «парусиновых конвертов». По мере того, как все моряки оправлялись от полученных ран физических, их лекарь приходил в себя от ран душевных, тоже не безуспешно. Вскоре к нему в лазарет снова могла переселиться девочка-подмастерье… впрочем, теперь ее, наверное, рациональнее уже будет называть бывшим подмастерьем. Странно было осознавать, что некоторые до сих пор свято верили в то, что это коротко стриженное зеленоглазое чудо — маленький мальчик по имени Олли, а Лауритц Траинен, в то же самое время, был единственным человеком, видевшим в этой корабельной замарашке Ее Высочество, принцессу Молиру Дриорскую. На этот раз он снова позволил себе непозволительное и лично принял решение не посвящать в эту тайну никого. Лучше уж так, чем еще большие проблемы, а когда они вернутся в Порт-Каллат, то придумают, что делать… Нужно только спокойно вернуться. Сама же особа королевских кровей в последнее время проявляла завидное, так не похожее на нее, благоразумие, не хулиганила и сама свела до минимума критические ситуации, которые могли привести к ее дальнейшему разоблачению. Правда, кажется, ее наивная детская дружба с доктором Траиненом, к сожалению, рассыпалась, как карточный домик. Разговаривать она с ним не хотела, и даже медальон обратно наотрез отказалась принимать… Лауритц решил, что это и к лучшему, пускай пока у него побудет в гарантированной безопасности. Ему было искренне жаль ребенка, не по-детски страдающего над отвергнутой любовью, но у него и помимо того было много дел. К тому же, у лекаря имелась своя зазноба…

Шивилла Гайде тоже быстро шла на поправку. На девушке, как она сама с гордостью утверждала, любые раны заживали, как на морской губке. И пусть это было явным преувеличением, ее жизни и здоровью действительно больше ничего не угрожало… в том была немалая заслуга судового врача. Самое удивительное, что с помощью доктора Траинена и еще пары доверенных офицеров Шивилле удалось сохранить свой недуг в строжайшей тайне от остального экипажа. На то была ее личная прихоть… Ведь мало того, что отлеживаться сутками в койке она не хотела, так еще и орать благим матом временно выведенная из строя рука ей совершенно не мешала.

А одним утром, очень-очень ранним, когда буквально только начинало светать, судовой врач плавно вырулил из своей каюты, зевая на ходу (явно не для того, чтоб просто подышать свежим воздухом или помедитировать на восходящее солнце), и услышал с обычно довольно тихой в такое время верхней палубы мерный звон двух клинков, перемежающийся отборной руганью неповторимым голосом Шивиллы и, периодически, хрипловатым смешком первого помощника. Не нужно было иметь ума палату, чтобы догадаться, что капитанша, жаждущая поскорее вернуться в прежнюю форму после полученного ранения, втайне ото всех упражняется на саблях с единственным человеком, которому доверяет все (или почти все) свои секреты. Упрямая женщина… А могла бы, хоть для приличия, посоветоваться по этому вопросу с судовым врачом. Даже просто спросить совета, пусть даже потом пренебречь им… Могла, но не посчитала нужным, лишний раз продемонстрировав ему четкую границу, которой заканчивается ее доверие.

В утро того же дня, когда судно уже окончательно проснулось и оживилось, доктор с необычайной, даже для него, вежливостью отсалютовал капитану треуголкой и попросил разрешения подняться к ней на мостик.

— Доброе утро, мадам капитан. Как вы себя чувствуете?

— Тоже мне, доброе… Да хватит тебе уже хлопотать вокруг меня, как наседка. В порядке я, в-по-ряд-ке.