Подошли к шатру, распахнули полог. Пахнуло жаром, как из парилки. А еще утро! Внутри — теплица, огурцов только не хватает. Сидят мужчины полукругом на мешках, пеньках и досках. Посередине столбик доверху, что центр палатки натягивает и поддерживает форму. Знаю такое, видела на полигоне, как папины солдаты за полчаса палатку разворачивали, сворачивали, снова разворачивали. Тренировались. А я маленькая сидела на коленках у капитана дяди Миши и хлопала в ладоши от восторга.

Четко посередине, за столбиком дедушка сидит в бежевой рубахе нараспашку с пышными рукавами, в глаза бросаются густые черные кудри на медной груди, что выдает его сельскохозяйственный профиль, коричневые штаны кожей протертой поблескивают. Поежилась, бедный, преет, сидит. У этого стул нормальный, значит, он тут барин.

Смотрит на меня хмуро, но не со злостью, скорее читается озадаченность. А остальные поглядывают то на него, то на меня.

— Ну здравствуй, дочка, — выдает дедуля. Голос мягкий, мудрый, добрый такой.

— Здравствуйте, — выдаю сипло, голосу моему «алес» после вчерашнего. Пытаюсь продрать горлышко. Побаливает.

— Дочка, ты поближе подходи. Дай рассмотрю.

Обхожу. Теперь столбик за спиной. Гнетущая атмосфера добавляет напряжения. Дедуля щурится.

— Ты вчера кричала? — спрашивает.

— Да она, — бросает мужчина справа. В нем узнаю нашего инструктирующего. Дедуля жестом его затыкает.

Киваю. Я кричала и визжала, и ругалась. Что лгать?

— Имя владыки знаешь? — С нажимом спрашивает.

Киваю. Ощущаю мимолетный страх в глазах окружающих.

— Да ее на Поляне нашли, сбрендила девка, — встревает еще один мужчина. Это всадник, что рядом ехал. — Придумала она имя и крикнула.

— Там одни сумасшедшие живут, — встревают еще. — Болтают про миры какие — то, что пришлые, а то и прилетевшие.

— Ага, и про рабство, а некоторые мессий из себя строят.

— Тише! — рявкнул дедуля. Все сразу и умолкли. Грозный, на первый взгляд и не скажешь. — На Полянку-то не тянет, девочка?

Отрицательно мотаю головой. Они думают, там сумасшедшие живут?! А если я заявлю, что с планеты Земля? Такой же посчитают?

— Как ты оказалась у нас? — продолжает допрос.

Все затаились.

Вот уж дилемма. Что им сказать? Формирую ответ, как на семинаре в институте по теме, которую не знаю конкретно, но представляю абстрактно. Лень матушка порождает находчивость.

— Побежала на крики, — сиплю. — Выпутала из паутины дочь вашего начальника, э… лорда, меня вместо благодарности сюда упекли.

Удивленный вид делает. Сглатываю.

— Из деревни? — вдруг спрашивает.

Киваю.

— А отец кто?

Пожимаю плечами. Тут дедуля ко мне корпус подает, руками на коленки облокачивается. В такой позе, будто с претензией ко мне.

— Может, какой высокий лорд мимо вашей деревеньки проезжал? Аль на ночь оставался? Что мать говорила? Где отец твой?

— Пилей, да нет в ней кровей благородных… — встрял сидящий сбоку мужчина. Этот на дровосека или кузнеца похож. Широкие плечи, борода, как у султана.

— Да дикарка чистой воды…

— Тшш! — Шикнул дед резко.

— А, да, — начинаю молоть чушь под нужную версию. — Было, кто-то когда — то. Да… но мать она скрытная была…

— Была? — Удивляется дедуля. — Померла что — ли?

— Померла, бать, — говорю, изображая горечь. Сиплым голосом проще.

Кивает понимающе, наконец — таки, взгляд свой испытывающий в сторону уводит. Выдохнула с облегчением.

— И не дурна ж, — выдает кто-то за спиной. — Порода есть аристократская. Иль мать ее красивая была. Ты в мать внешностью? Матушка какая была?

— Первая женщина на селе, — выдаю.

— Ну тогда да, — соглашается дедуля, снова взглянув на меня. — Дочь, раз не с Поляны ты. То откуда? С наших земель, аль с чужих?

Пожимаю плечами.

— Вчера так ударило, что память пропала, отец, — хриплю. — Что-то помню, что-то нет.