Наемник - Флинн Винс

– Он думает, что ты его подставила, – с насмешливой улыбкой сказал он.

Кеннеди закатила глаза.

– Это тот парень, о котором ты мне рассказывала? Из Сиракуз?

– Да.

Льюис расправил курицу, продолжая промывать ее водой.

– Ты ничего не говорила о его умении драться.

Кеннеди застенчиво пожала плечами.

– Я и сама не знала.

– Но это очень существенная деталь. – Льюис посмотрел на нее. – Я тебя не упрекаю.

– Я не горжусь собой. Но разве в конечном счете это не является плюсом?

– Может быть, да… а может быть, и нет.

Кеннеди рассказала все, что ей было известно о Рэппе, надо признать, не слишком много, но заметила, что чистая доска – это не так и плохо. И что у них есть возможность создать из него такого агента, какой им требуется. Она закончила устный доклад, когда Харли вернулся из подвала. Льюис попросил ее приготовить салат, а сам принялся кипятить лапшу, нарезать курицу и готовить белый сливочный соус. Харли осталось открыть красное вино.

Пока психолог заканчивал готовить основное блюдо, Стэн и Айрин начали все сначала. Они перебрасывались репликами; каждый старался настоять на своей версии того, что произошло, постоянно повторяя, что другой все испортил. Как и всякий хороший психиатр, Льюис прекрасно умел слушать и великолепно играл свою роль. Ему помогало то, что Харли и Кеннеди очень редко бывали скучными. Стэн принадлежал к числу пациентов, что встречаются раз в жизни, из тех людей, за общение с которыми Льюис мог бы и сам заплатить. Конечно, иногда Харли кое-что преувеличивал, но психолог сам был свидетелем некоторых его подвигов и знал, что бо́льшая часть историй правдива.

С Кеннеди дело обстояло иначе. Она никого не поносила, в ней отсутствовал гнев, она не была склонна к энергичной жестикуляции, которая сопровождалась гримасами в стиле греческой трагедии. Ее речь отличалась спокойствием и интеллектуальностью, что позволяло собеседнику расслабиться. Она никогда не спешила с ответами и тщательно обдумывала свои слова, не атаковала и не имела склонности к преувеличениям, когда пыталась объяснить свою точку зрения. Они отличались друг от друга практически во всех аспектах, но у них имелись общие качества, которые усугубляли разногласия. Оба относились с глубоким подозрением ко всему, с чем им приходилось сталкиваться, и не любили соглашаться с совершенными ошибками. Ко всему прочему, долгая история их отношений приводила к тому, что во время споров в них всплывали как лучшие, так и худшие стороны. Льюис никогда не признался бы в этом в разговорах с ними, но их споры стали для него одним из самых сильных профессиональных удовольствий: словесный поединок на уровне олимпийцев.

Стол был накрыт, вино разлито по бокалам, еда разложена по тарелкам. Кеннеди неспешно принялась за салат, а Харли и Льюис набросились на салат, курицу и феттучини в томатном соусе. Льюис ел молча, наблюдая за поединком Харли и Кеннеди. Он прерывал их трижды, но лишь для того, чтобы кое-что уточнить. Когда психолог доел все, что лежало на его тарелке, он налил себе второй бокал вина, отодвинул стул от стола и приготовился излагать свое понимание ситуации. При формировании их группы они решили, что Льюис должен иметь полный доступ ко всей информации.

Группу возглавлял Харли, но в Вашингтоне испытывали некоторые опасения из-за его ковбойского подхода. Нужно отдать должное Стэну – он понимал, что у него есть определенные слабости. Роль Льюиса не ограничивалась прополкой самых бредовых идей. Харли сказал ему когда-то: «Я не хочу слушать чушь, которую порют психоаналитики. Ты должен высказывать свое мнение, а не выдавать бесконечный поток "если"». Льюис не забыл эти слова.

– Я вижу две ошибки, – сказал он, поставив бокал на стол. – И вы оба знаете, в чем они состоят.

Кеннеди кивнула.

– Я вижу только одну, – заговорил Харли. – Она не проявила должного прилежания. А какова вторая?