Закон Моисея - Эми Хармон

— Я — темный… и моя мама была блондинкой, — ответил я, как ни в чем не бывало.

Тэг остановился, его ложка застыла в воздухе на середине пути. Я наблюдал за тем, как колечко «Черио» сделало отчаянный прыжок к свободе, шлепаясь обратно в миску и оставаясь невредимым еще на несколько секунд.

— Ты никогда не рассказывал мне об этом.

— Разве?

— Нет. Я знаю, что мама оставила тебя в прачечной. Я знаю, что у тебя была дерьмовая жизнь, пока ты рос. Я знаю, что ты жил со своей бабушкой, пока она не умерла. Я знаю, что ее смерть принесла полнейшую неразбериху, а следом появился я, — подмигнул он. — Я знаю, что ты способен видеть вещи, которые другие не могут. И я знаю, что ты можешь рисовать.

Моя жизнь в двух словах.

Тэг продолжил:

— Но я не знал, что твоя мама была блондинкой. Не то чтобы это так важно. Просто ты такой темный, поэтому я предположил…

— Да.

— Значит… на этом рисунке ты и твоя мама? Разве она не была родом из маленького городка?

— Нет. То есть… да. Она была из маленького города. Белая девушка из провинциального города, — в этот раз я сделал акцент на слове «белая», чтобы прояснить ситуацию. — Но нет. На рисунке изображен Илай и его мама. Но я думаю, что это не то, что он хотел.

— Холмы. Закат. Это напоминает мне Санпит. Санпит казался мне красивым, когда я не мучился от похмелья.

— Леван тоже.

Я пристально разглядывал рисунок. Ребенок вместе со своей мамой верхом на лошади по имени Калико. Высокая женщина сидит, наклонившись в седле, ее светлые волосы имели лишь бледные очертания на фоне более яркого розового и красного — цветов уходящего солнца.

— Она похожа на Джорджию, — задумчиво рассуждал я.

Женщина на моем рисунке со спины выглядела как Джорджия. Я почувствовал, как внезапно сдавило грудь, и встал, направляясь прямо к картине. К картине, которую создал в порыве отчаяния, заполняя ее персонажами из своей собственной головы. Не из головы Илая. Это никак не было связано с Джорджией. Но мое сердце грохотало, а дыхание стало поверхностным.

— Она выглядит как Джорджия, Тэг, — снова произнес я уже громче и услышал панику в своем голосе.

— Джорджия. Девчонка, которую ты никак не можешь забыть?

— Что?

— Ой, да ладно тебе, мужик! — со стоном высказался Тэг, наполовину смеясь. — Я уже давно тебя знаю. И за это время ты ни разу не заинтересовался женщиной. Ни одной. Не знай я тебя лучше, решил бы, что ты в меня влюбился.

— Я видел ее в прошлую пятницу. Я встретил ее в больнице.

Я даже не мог возразить ему. Меня тошнило, а руки тряслись так сильно, что я закинул их за голову, сцепив в замок, чтобы скрыть дрожь.

Тэг выглядел ошеломленным не меньше моего.

— Почему ты ничего не сказал?

— Я увидел ее. Она увидела меня. И… теперь я вижу маленького ребенка.

Я бросился в свою спальню вместе с Тэгом, следующим за мной по пятам, и охвативший меня ужас гудел по венам, словно я накачался чем-то токсичным.

Я стащил свой старый рюкзак с полки шкафа и начал рывком доставать из него вещи. Мой паспорт, восковой карандаш, завалявшийся арахис, кошелек с какой-то валютой, которая так и не была потрачена.

— Где оно? — бушевал я, расстегивая карманы и обыскивая каждое отделение старой сумки, словно наркоман в поисках таблеток.

— Что ты ищешь? — увлеченный и в то же время обеспокоенный Тэг стоял в стороне и наблюдал, как я растерзываю на части свой шкаф.

— Письмо. Письмо! Джорджия написала мне письмо, когда я был в «Монтлейке». И я никогда не открывал его. Но сохранил! Оно было здесь!

— В Вене ты положил его в один из тех тубусов, — непринужденно ответил Тэг и сел на мою кровать, опершись локтями о колени и наблюдая за тем, как я теряю остатки самообладания.

— Откуда, черт тебя подери, ты знаешь об этом?

— Потому что ты повсюду таскался с этим конвертом. Тебе повезет, если он еще не развалился.