Если завтра не наступит - Дженнифер Ли Арментроут (2019)

В предварительных токсикологических отчетах говорилось, что у водителя – Коди – уровень алкоголя в крови в два раза превышал допустимый предел. Во вторник, почти неделю назад, они ждали полного токсикологического отчета. Я вспомнила, как Коди потянулся к ручке двери и промахнулся. Четко слышала его слова, будто он сидел рядом со мной: «Господи. Ты серьезно? Я всего один стаканчик выпил». Я больше не хотела читать, но не могла остановиться.

Просмотрев заметку, в которой говорилось, что в пятницу школа «Клирбрук Хай» отказалась от игры с «Хедли» из-за потерь в составе, я прочитала о парнях, их достижениях на поле, о том, как Коди надеялся попасть в команду Университета Пенсильвании, а Филипп планировал поступить в Университет Западной Вирджинии вместе с Крисом.

Вчера вышла еще одна статья, где писали о поминальной службе. Она состоится в грядущую пятницу, после футбольного матча, возле школы.

Начало «горько-сладкого» сезона Клирбрука.

Но в этой публикации упоминалось кое-что еще: обвинения.

Обвинения против… Боже мой.

Изумившись до боли в животе, я прочитала строчки дважды.

Расследование несчастного случая продолжается. Местные власти утверждают, что пассажиры выехали из резиденции Альберта и Ронды Скотт и все они являлись несовершеннолетними. Предположительно, во время вечеринки родители находились дома. Зафиксировано наличие алкоголя. В случае предъявления обвинений Альберта и Ронду Скотт могут признать виновными в преступной халатности за создание намеренной угрозы жизни подростков.

Дело дрянь.

Родители Кита были дома. Я видела их на кухне. И это не первая вечеринка, о которой они знали.

В полном смятении я дошла до конца статьи и сделала то, чего не должна была делать: начала читать комментарии к статье, в которой сообщались имена.

Первый комментарий был прост: «Мы молимся».

Второй гласил: «Какая утрата. Покойтесь с миром».

Третий комментарий: «Видел, как играет паренек Рис. Какая потеря. Его ждала НФЛ»[13].

«Вот почему нельзя садиться за руль пьяным. Позор».

«Ехать по этой дороге трезвым-то страшно, что уж говорить о том, чтобы в пьяном виде? Идиоты».

С этого места комментарии становились все грязнее. Незнакомые люди писали так, будто они знали их, знали нас. Они говорили ужасные вещи, словно их не волновало, что друзья Коди и Филиппа или семья Меган и Криса могли это прочитать.

«Они принимали глупые решения. Они умерли. Конец истории».

«Зачем устраивать поминальную службу для четырех придурков, которые сели за руль пьяными?»

«Всего четыре человека, нам не нужно беспокоиться о населении Земли».

«Родителей хозяина вечеринки следует обвинить в убийстве!»

«Разве я плохой человек, если благодарен, что они больше никого не убили?»

«Слава богу, они больше никого не убили. Придурки».

Снова и снова появлялись комментарии. Сотни комментариев, мечущиеся между «молитвами» и «проклятиями».

– Лина, – на пороге появилась мама, – что ты делаешь? – Ее взгляд переместился с моего лица на ноутбук.

Она обошла кровать и посмотрела на экран, а затем бросилась вперед, схватила с моих колен компьютер, захлопнула его и отступила назад.

Я смотрела на нее дрожа. Меня всю трясло. Лицо было мокрым. Я даже не поняла, когда начала плакать.

– Ты читала эти комментарии?

– Нет. – Она отложила ноутбук на стол. – Я увидела несколько, и мне этого хватило.

– Знаешь… что они говорят?

– Это не имеет значения. – Мама села на край кровати рядом со мной. – Это не…

– Вот что они думают о них!

Указывая на компьютер, я изо всех сил пыталась дышать ровно и глубоко, понимая, что должна успокоиться.

– И такими их запомнят, да?

– Нет, не такими, – мама обняла меня за плечи. – Мы будем помнить их другими, и их семьи будут думать о них иначе.