Если честно - Мэгги Энн Мартин (2019)

Эшли отпила из своей кружки (это был мокко латте, самый некофейный из всех кофейных напитков) и закатила глаза от удовольствия. Когда она поставила кружку обратно на стол, у нее над губами остались усы из взбитых сливок, которые она вытерла рукавом рубашки.

– Как ты себя сейчас чувствуешь?

С повседневностью на сегодня наконец-то было покончено, чтобы вернуться к нашим баранам, то есть моему личному эмоциональному срыву вчера вечером. До сих пор мы обе делали вид, как будто ничего не произошло, и отчасти мне хотелось, чтобы мы забыли, по какой причине я приехала к Эшли, и провели день в безмятежности.

– Я правда в порядке. – Поерзав на своем сиденье, я пристроила одну ногу под собой на стуле, чтобы она не так затекла.

– Передо мной тебе не надо притворяться. Это нормально – не чувствовать себя нормально.

– Просто… – начала я.

Как вообще облечь в слова то, что я чувствовала? Даже для Эшли, переводчика номер один с языка Саванны.

– Я просто чувствую, что в моей настоящей жизни и онлайн есть много людей, которые показали мне, что можно чувствовать себя комфортно и быть счастливой в своем собственном теле. И большую часть времени я себя так и чувствую. В большинстве случаев я могу отмахнуться от мелких маминых замечаний, но бывают дни, когда это меня доводит и перечеркивает все хорошее, что я научилась любить в себе. Как будто неважно, сколько подтверждений я получаю из статей, книг, онлайн-форумов или от реальных людей, одно ее замечание может стереть все это. Почему у нее надо мной столько власти? – спросила я.

– Потому что ты ей это позволяешь, – ответила Эшли. И из ее уст это прозвучало так просто, как будто забрать назад власть у человека, с которым я вынуждена жить каждый день, было чем-то элементарным и я могла что-то сделать по собственному выбору.

– Как мне прекратить это? – спросила я.

Эшли сделала большой глоток кофе и аккуратно поставила чашку. Она потянулась ко мне через стол и взяла мою руку в свои руки.

– Ты сейчас разговариваешь с человеком, от которого отвернулась часть семьи, когда он признался в своей ориентации. В первый год бабушка и дедушка Алверсоны перестали приглашать нас куда-либо, пока мой «задвиг» не пройдет. Это меня сломило. Ты помнишь то время. Я тогда возненавидела День благодарения и Рождество, которые всегда были моими любимыми праздниками. Но однажды я проснулась и осознала, что могу продолжать страдать из-за их решения исключить меня за то, над чем я была не властна, а могу и надеяться, что в один прекрасный день их желание узнать получше свою внучку и быть частью ее жизни перевесит их предубеждения.

– Но с тех пор прошло три года, – возразила я.

Эшли слегка поникла головой и сжала мою руку.

– У принятия нет срока годности. Я верю в это. На протяжении столетий люди печально известны упертостью в своих убеждениях, но перемены происходят. Люди развиваются. И я теперь могу продолжать жить со своим истинным я, жить счастливой и открытой жизнью в надежде, что люди, которых я люблю, в конце концов придут к тому, чтобы принять меня такой, какая я есть, – сказала она. – Дай маме время. Сейчас она поглощена своими собственными переживаниями, но так не будет вечно.

– Когда это ты так повзрослела?

– Разве ты не слышала? Я теперь учусь в колледже, – подмигнула она.

Подруга Эшли Мэллори пришла к нам, чтобы готовиться к вечеринке, и они обе пили вино из бутылки, тайком пронесенной в общагу. И это мне очень не понравилось. Я, может быть, еще и не учусь здесь, но точно знаю, что пить спиртное в комнате общежития – против правил. И за нарушение этих правил полагался весьма высокий штраф.