Голос Себастьяно дошёл до меня словно сквозь густой туман. Тёплая ладонь погладила меня по лицу. Я контуженно открыла глаза, и все сомнения пропали: Себастьяно склонился надо мной, и я лежала в его кровати. То, что это его кровать, а не моя, я определила по картинам над камином. Картины были от мистера Тёрнера. Одна из них представляла собой небольшой водный пейзаж, а на второй был мой портрет, на котором я была не так напугана, как на другой картине мистера Тёрнера. На маленькой подставке у кровати горел тусклый ночник. Себастьяно велел зажигать его на ночь на тот случай, если ему понадобится встать – чтобы при этом не разжигать специально лампу. Ему это пока было трудно из-за раны.

– Откуда ты вдруг тут взялась? – спросил Себастьяно. – И что это за вещи на тебе? Боже, да ты же насквозь промёрзла! Ты что, была на улице?

Я снова очутилась в правильной жизни. Маска вернула меня сюда.

– Тебе не обязательно знать, – пробормотала я, обеими ладонями проглаживая себя по всему телу, но там, где только что была толстая корка льда – по крайней мере, так это ощущалось, – я нащупывала лишь нормальную, пусть и сыроватую, одежду.

– Почему ты выходишь из дома среди ночи? – продолжал свой натиск Себастьяно. – И не рассказывай мне, что ты просто вышла прогуляться.

Эх, а ведь это была бы идеальная отговорка. Маленькая прогулка из-за бессонницы, а потом спонтанное отклонение в его кровать, потому что я почувствовала себя такой одинокой. Выдать ему правду было делом невозможным. Врач сказал, что выздоровлению может навредить любое волнение. Но Себастьяно обладал одной беспокойной способностью – считывать враньё у меня с лица. В этом случае дошло даже до того, что он узнал правду ещё до того, как я успела сформулировать какую-нибудь увёртку.

– Ты сделала прыжок! – сказал он. Его голос звучал хрипло от ужаса. Он сунулся в карманы моих брюк. Сперва в один, но там не было ничего, кроме ключа от дома, а потом во второй, где находилась маска. Он достал её и уставился на неё так, словно она могла его укусить. – Что ты сделала?

Что-то всё это время дребезжало как безумное. Я лишь теперь, с опозданием, поняла, что стучали мои зубы.

– Я немедленно хочу знать, что произошло, Анна.

– Врач сказал, что тебе нужен покой, а всякий стресс может тебе повредить.

– Ты имеешь в виду стресс, вызванный тем, что я просыпаюсь среди ночи оттого, что ты лежишь рядом в одежде Седрика и взываешь о помощи?

Телесно Себастьяно, конечно, пострадал от пули, но его рассудок не оставлял желать лучшего. Мне даже не понадобилось много объяснять, он без усилий всё срифмовал самостоятельно.

– Ты была в доме Реджинальда, – твёрдо сказал он.

Я лишь молча кивнула, тщетно пытаясь унять дрожь, охватившую всё моё тело.

– И потом он тебя настиг, из-за чего тебе пришлось совершить прыжок.

Я опять кивнула.

– Он напал на тебя?

– С ножом, – сдалась я. – Но я прыгнула до того, как он смог меня задеть.

Лицо Себастьяно закаменело от ярости, причём я не могла определить, гневится он на меня или на Реджинальда.

Но хотя бы он не догадался, что я прыгнула не прямо к нему, а сперва угодила в поток времени и чуть было не попала в пасть бармаглота. Вот это и впрямь было бы для него стрессом. Притом что мне, оглядываясь назад, происшедшее всё больше казалось злым кошмаром, а может, и действительно было им. Но в данном случае – так или иначе – было совершенно лишне тревожить этим Себастьяно.

– По крайней мере, маска теперь снова у меня. – Этим я, как обнаружилось, была горда. Моя дрожь успокаивалась, а зубы перестали стучать.

– Я хочу выслушать все подробности, – мрачно сказал Себастьяно.