Его ученица - Юлия Оайдер (2022)

Вновь смотрю в окно и не могу понять, что это за место. Куда он пошел?! Пульс начинает зашкаливать от волнения и я ерзаю на месте. А вдруг что-то случилось и ему требуется моя помощь?!

— Черт! — открываю дверь и прислушиваюсь к звукам вокруг.

Тишина. Ни единого звука, полный штиль. Фантазия у меня буйная, но нельзя давать ей волю.

Может быть он забыл про меня? Наверное та женщина, которой предназначался букет, не отпустила его так быстро.

Мне требуется несколько секунд, чтобы перебороть свой страх и выйти из машины. Прислоняюсь спиной к двери, боюсь сделать лишний шумный вдох и изо всех сил напрягаю слух. Мелко дрожу, то ли от страха, то ли от резкого холода.

Включаю фонарик на телефоне и, затаив дыхание, осматриваюсь. Меня окружает редкий сосновый лес в своей устрашающей тишине. Слева, прямо напротив автомобиля, находятся приоткрытые металлические ворота. Делаю пару шагов и свечу фонариком перед собой. Свет проникает сквозь витые прутья и я перестаю дышать, когда в свете телефонной вспышки вижу огромный деревянный крест. Рядом с ним еще, и еще. Правее гранитный памятник…

Кладбище? Он приехал на кладбище?

Так вот в чем причина его мрачности, так ведь? Наверное, он потерял кого-то из родственников и приехал навестить могилу. Но Ледник сказал ждать пять минут, а нет его уже раза в три дольше.

— Эй! — тихо зову я, продолжая светить фонариком сквозь ворота. — Вы здесь?

В ответ лишь тишина.

В растерянности мнусь с одной ноги на другую, прикидывая как поступить дальше. Осматриваюсь по сторонам в последний раз и захожу за ворота. Знаете, что для меня самое пугающее в русских кладбищах? Фотографии. Одно дело видеть чье-то имя и дату, а совсем другое — лицо человека. Иду и будто ощущаю эти многочисленные взгляды. Вдоль позвоночника бежит жуткий холодок и я вздрагиваю. Куда уж там — дрожу, как осиновый лист на ветру, отчего дыхание становится рваным и шумным.

Свечу по сторонам, пока, совсем рядом, не замечаю фигуру своего спасителя. Он сидит напротив чьей-то могилы, его взгляд направлен в одну точку — меня он не видит. Из легких вырывается облегченный выдох и я направляюсь к нему. Открываю рот, чтобы позвать, но тотчас замираю как вкопанная, когда свет фонаря моего телефона падает на памятник, где я вижу три выгравированные фотографии. Язык присыхает к гортани и на глаза нахлынывают непрошенные слезы.

“Васильева Алена Игоревна” — гласит надпись под центральным фото безумно красивой блондинки. “Васильевы Диана и Алиса” — читаю я и становится больно дышать, глядя на высеченные по граниту лазером два милых девчачьих личика. Общая дата смерти. Что же такого произошло с его семьей? В голову лезут жутчайшие картинки с катастрофами и авариями. Ее имя. Алена — вот почему Ледника так передернуло за рулем.

— Простите, я не знала, когда… — охрипшим голосом говорю я.

— Не обязательно что-то говорить, — подает голос Ледник, даже не глядя в мою сторону. — Это место, где принято молчать.

И мне бы прикусить язык, не лезть не в свое дело, но я снова намереваюсь задать вопрос. Подхожу ближе, шаг за шагом, как вдруг мой надломленный каблук проваливается в землю. Громко ахаю, с трудом удержавшись на ногах, а жалобный хруст пластика оповещает, что туфли окончательно отправляются на помойку.

— Это ваша семья? — голос дрожит и я шмыгаю носом, стараясь скрыть как меня потряхивает от холода.

Мужчина кивает и поворачивается на звук моего голоса. Его взгляд переполнен болью и яростью, будто он борется с самим собой.

— Что с ними случилось?

Он как-то странно осматривает меня с ног до головы и встает с миниатюрной лавочки. Быстро приближается ко мне, по пути молча стягивает с себя кожанку и неожиданно ловко накидывает мне на плечи. Стоит только прогретой теплом мужского тела вещи соприкоснуться с моей кожей, как ее покрывают приятные колючие мурашки.