Выход в свет. Внешние связи - Блэки Хол (2015)

— Ты прямолинеен как дорога, — проворчала я, прислушиваясь к стуку его сердца. — Можно найти слова пообтекаемее, а не кричать на всю аптеку о том, что мы… что у нас…

— Эва, когда ты научишься называть вещи своими именами, не краснея? — ухмыльнулся Мэл. — У тебя даже ушки светятся, когда занимаешься этим.

— Ничего подобного! — опровергла горячо.

— Хочешь, докажу? — загорелся он, и как я ни сопротивлялась, разговор завершился блоком страстных поцелуев и объятий. Чахлое сопротивление быстро сдалось, потому что безудержность Мэла снова превратила меня в безвольную тряпку. Я не заметила, когда он успел откинуть спинку сиденья и нависнуть надо мной.

— Что такое "повседневка"? — спросила в перерыве между нежностями, возросшими по степени разгоряченности.

— Для ежедневного употребления, — пояснил Мэл, оторвавшись от моих губ, и добавил безапелляционно: — Опробуем завтра или сегодня. Или сейчас.

Расстегнул на мне куртку и проник рукой под футболку, двинувшись горячей ладонью вверх по телу.

— Мэ-эл, — простонала я, не в силах сдерживаться. — У меня же… замок сломан, — выдавила через силу.

Он замер и отстранился с разочарованным вздохом. Подождав, пока приведу растрепанный вид в норму, целомудренно поцеловал.

— Подвези до института, а дальше дойду сама, — попросила я, застегивая куртку и заматываясь в шарф.

— Зачем кружить? По пути заберем твоего мастера.

— Тебе нельзя появляться в районе, — напомнила легкомысленному товарищу. Судя по песенке, которую Мэл замурлыкал под нос, отличное настроение переливалось через край.

— Ну и что? — пожал он плечами. — Поди не убьют среди бела дня.

Не стоило ему говорить. Воображение живо нарисовало машину Севолода, изувеченную не хуже танка, и Мэла за рулем, с расползающимся кровавым пятном на груди.

— Пожалуйста! — схватила его за руку. — Не искушай судьбу.

— Приятно, что беспокоишься обо мне, — поцеловал он мою лапку. — Мы промчимся стрелой, и никто не поймет, что это было.

Чем убедительнее приводились доводы, чтобы не появляться в районе невидящих, тем сильнее заражался Мэл азартом. В итоге я поняла, что уговоры возымели обратное действие. Складывалось впечатление, что ему нравилось водить красной тряпкой перед носом разъяренного быка.

— Какой адрес? — спросил, тронув машину.

— Не знаю. Всегда ходила от общежития, поэтому ориентируюсь только так, — пробурчала я, недовольная тем, что Мэл не внял убеждениям.

— Ладно, поедем по твоей карте, — ухмыльнулся он, вдавливая педаль газа. — Не бойся, ты со мной.

10.3

За окном проносились улицы и широкие проспекты, а по ним текли плотные транспортные потоки, в одном из которых ехали мы, зажатые со всех сторон автомобилями. Не столица, а гигантский муравейник.

Жизнь преподносит сюрпризы, — подумала я, разглядывая необычный архитектурный шедевр — здание с растянутыми искаженными формами, занимаемое Первым департаментом. Еще недавно Мэл был далек и недостижим, живя своей звездной жизнью, еще вчера между нами проходила жирная приятельская граница, и я убеждала себя, что ради собственного блага не следует ее переступать, а сегодня благоразумие кануло под воздействием стихийного порыва, стоило дать слабину.

Посмотрела на руки Мэла, лежащие на руле — сильные и крепкие, способные творить со мной нечто невообразимое, разжижающее волю, покосилась на него самого, излучающего уверенность и надежность, и пришла к выводу, что местоимение "мой" меняет восприятие, пробуждая собственнические инстинкты и ревность. Мэл принадлежал мне целиком у кухонного стола, и в душе тоже был моим. Руки, что сейчас поворачивали руль налево, — для меня, и объятия Мэла — тоже для меня, и даже его упрямство — для меня. Он весь — мой, обвешанный сигнальными флажками с надписью: "Чужое не лапать!".