Царская дочь - Сельма Норт (2020)

– Я умею охотиться! – закричал он и взял протянутую ему толстую палку.

Зиссель развернулась и побежала домой. Лидия и Каменотес сидели у очага и разговаривали. Когда девочка в волнении подбежала к ним, они прервали беседу и взглянули на нее.

Зиссель погладила воображаемую голову, это означало: «Иавин».

– Иавин, – сказал Каменотес.

Зиссель задвигала губами, будто произнося что-то.

– Он говорит, – перевел Каменотес.

– На нашем языке? – спросила Лидия.

Зиссель кивнула.

– Где он?

Зиссель подняла правую руку и изобразила бросок копья.

– На охоте, с мальчишками! – удивленно воскликнул Каменотес. И добавил: – Не волнуйся, Зиссель. Он может за себя постоять.

Было время, когда Каменотес, скорбящий и измученный жизнью, не сомневался, что жить ему осталось недолго. Но после рождения Зиссель прошло уже столько лет, а он все жил и жил. Теперь у него была жена, Лидия, и была Зиссель, которая в младенчестве дергала его за бороду, малышкой залезала ему на плечи и девочкой играла с ним в прятки.

Улыбаясь, Каменотес кормил ее кашей. Специально для нее вырезал третью плошку, с птичкой. Когда Зиссель подросла, сажал ее на колени, расчесывал волнистые темные волосы костяным гребнем, оставшимся от дочери, целовал ее лоб и ясные глаза редкого серо-зеленого цвета. Каменотес радовался старости, выпавшей на его долю, и этой девочке, которая обожала старика и каждый день хоть раз, да заключала его в свои пылкие объятия.

Когда Зиссель привела в дом Иавина, Каменотес понял, что Лидия хочет взять мальчика в семью как родного. Старик принял его с тем же чувством, что и Зиссель, – как своего ребенка. Ведь с таким старым мужем других детей Лидии уже не родить.

Так думал он.

И все остальные.

Иавин вернулся с охоты, добыв хоть и не горного козла, но зайца. Руки его были измазаны кровью, он торжествующе улыбался. Мальчик умылся, мигом проглотил ужин, без сил упал на кровать, свернулся калачиком и заснул крепким и спокойным сном.

На следующее утро он все еще спал, и будить его не стали.

Лидия села у входа с веретеном – поработать на солнышке, а Зиссель устроилась у отшлифованного камня и, зажав в короткой руке веточку тимьяна, принялась колотить по гладкой поверхности, чтобы вытрясти семена. Правой рукой она собирала их в тростниковую миску – пойдут в тесто для ячменных лепешек.

Каменотес закончил вырезать четвертую плошку и скользнул взглядом по длинным волосам Зиссель, которые поблескивали в солнечном свете, что падал с улицы через проем. Плошка со стамеской покоились у старика на коленях.

– Чем бы мне украсить плошку Иавина? – спросил он.

Зиссель взглянула на спящего мальчика и задумалась. Наконец она улыбнулась, отложила тимьян и изобразила, как плывет рыба. Каменотес тоже улыбнулся:

– Точно!

Он снова взял стамеску дрожащей рукой и пробормотал себе под нос:

– И, к счастью, вырезать рыбу не слишком сложно.

Соседское горе

В день, когда Зиссель нашла Иавина, на крики и стоны, доносившиеся из хижины Каменотеса, прибежал сосед – плетельщик циновок. Он зашел в дом и в смятении наблюдал, как Лидия обрабатывает раны Иавина и успокаивает его. Эх, не выжить этому мальчику из дальнего края – уж больно тощий да побитый. А еще плетельщик посматривал на Зиссель, которая подносила матери чистую воду, и гадал, что творится на уме у его молчуньи-соседки. Впервые за долгое время он припомнил, что она дочь царя Соломона. Серо-зеленые глаза – тому доказательство, ведь о необычном цвете царских очей известно всем. Конечно, с этой птичьей лапкой вид у нее странный – порой и страшновато делается, но вообще-то девочка из Зиссель выросла миловидная и, похоже, умненькая.