Не властью единой - Андрей Посняков (2022)

А подружки-то все разные, всякая на особицу красива! Ладислава, в крещении Евдокия, – статная, черноглазая, чернобровая, сильная. Врежет кулаком промеж глаз – мало не покажется! Некоторые из младшей стражи – тому свидетели… пробовали… получали… Добромира, в крещении Ирина, – маленькая, худенькая, выглядевшая куда младше своих пятнадцати лет. У нее даже и грудь еще не выросла, не оформилась, волосы темно-русые, остричь – вылитый мальчик.

А вот Любава, в крещении Ксения, – пухленькая, востроглазая, глазками так и стреляет, ну, такой себе живчик – ни секунды спокойно не посидит!

И все эти девы одно дело делали, иногда – под присмотром старшего писца Ильи, а чаще – по поручению самого сотника…

* * *

В село отрок пошел пешком, хотя мог бы и верхом отправиться. Да только верхом – лишнее внимание. Куда поскакал, зачем? А-а-а, это ж из младшей стражи урядничек! Видать, Миша-сотник послал по какому-то важному делу. По какому? Куда поскакал, у чьего двора спешился?

Не-ет, конь в таком деле – помеха.

А так… идет себе отрок, весь из себя задумчивый… в церковь, наверное, куда же еще? Ермил-отроче – известно всем – набожный, да еще и книжник. Вот как свободное время выпадет – так и ходит в задумчивости, даже девок, бывает, и не заметит, хотя они-то к нему льнут.

О! У колодца уже собрался «женсовет» – тетушка Варвара, Марья и прочие… ага, и тетка Алена здесь – голос зычный издалека слыхать.

– Будьте здравы, хозяюшки, – проходя мимо, отрок вежливо поздоровался, кивнул.

Женщины повернулись:

– И тебе здравия, отроче! Видно, от службы ныне свободен. Поди, в церковь?

– Туда тоже зайду, – иконописное лицо Ермила озарилось улыбкой. – Да и так пройтись – в радость. Бывайте, хозяюшки.

– И тебе не хворать.

Пошел Ермил дальше, не торопясь, да что-то под нос себе нашептывал, верно – молитвы читал или вспоминал-пересказывал какую-то ученую книжицу.

Тетушки проводили его взглядом аж до самого поворота – ну да, к церкви…

– Сурьезный отроче, – шмыгнув носом, одобрительно покивала старостиха. – И набожный. Вот повезет кому-то с зятем.

– Так им, в младшей страже, жениться покуда нельзя, – авторитетно заявила Алена. – Хотя их ведь и этому учат.

Марья хмыкнула:

– Эт мы знаем. И Ермила этого знаем немножко. Парень сурьезен, пригож. Одно спрошу – избу он сможет поставить? Или, там, забор, баньку сложить?

– Ну-у, один-то навряд ли. Так и наши-то мужики…

– Ему избу ставить не надо – на то, чай, плотники есть.

– Так что ж он, не рукастый?

– Зато мозговитый, ага.

– А вот что лучше, бабоньки, – рукастый или мозговитый?

– Ну-у… что и сказать, не знаю! Хорошо ж так, всего понемногу… Неплохо б и чтоб на лицо пригож был!

– Да парень ж не девка – с лица воду не пить!

– А мне темненькие не по нраву. Я светлоликих люблю!

– Знаем, знаем, кого ты любишь!

– А что это вы знаете? А? Наболтали уже? Мхх…

– Та-ак! Марья, положь коромысло!

– Тетка Алена, отстань!

– Кому сказала – положь!

В церковь Ермил заглянул ненадолго. Пообщался с отцом Симоном, помолился да поставил две свечки за упокой рабов Божьих Варвары и Пресмысла, в крещении – Павла. Пуще всего было жаль Варвару. Хоть она и из гулящих дев, а добрая была и такой лютой смерти не заслужила… Эх, Константинополь-Царьград… Сотник до сих пор переживает, себя корит – видно…

Уже вовсю разгорался день, теплый, летний, никто праздно по улице не шатался. Кто на покосе, кто в полях, кто на усадьбе – все по хозяйству, да мало ли дел? Летний денек год кормит – такое присловье было.

Обойдя выросшую на перекрестье улиц березу, Ермил подошел к полуоткрытым воротам, заглянул во двор:

– Здрав будь, дед Титок. Все ли по добру?

– Твоими молитвами…

Возившийся у коновязи дед лишь оглянулся, не отрываясь от дела. Что-то там подвязывал, ремонтировал…