– А она с нами поедет, – пожимаю я плечами. И, завернув вилку в какую-то тряпку, начинаю ее нагревать. Дыханием, не руками. – Аня, иди, обувайся, пальто красное надень.

– Шарф не забудь! – ошарашенно напоминает ей Артем. И задвигается ко мне.

Включаю слышимость:

– Тема, у нас с тобой теперь такая работа начинается. Вот прямо с сегодняшней ночи. Там много чего будет интересного. И Аньку охранять, и вообще…

– Хорошо. – Артем пожимает плечами так мощно, словно штангу поднимает. А я только сейчас соображаю, что он уже в ботинках и куртке. Я же на него все это время не смотрела. Вообще весь вечер, наверное. Ну и он на меня.

– Ты сам все будешь решать. Потому что я одна не справлюсь.

Вот сейчас надо обязательно смотреть ему в глаза. Чтобы он поверил. И чтобы я поверила.

– Никуда я не денусь. Не бойся. Все сделаем.

Артем забирает у меня из пальцев вилку. Гнет ее сперва дугой, а потом в кукиш. Мы молчим, замерев от неловкости – как от слишком яркого света театральных софитов. В тишине вдруг проступает резкий и нежный звук. Словно хрустальный бокал разбили. Это на кухне, на подконнике, у цветка квадратного корня распустился следующий бутон, самый прозрачный.

7 марта 2009 года, суббота

Никто не помнил, как звали жену

Из восемьдесят второй.

«Так, – говорили, – ну, знаешь, ну…

Та, старенькая… с клюкой».

У мужа было имен шесть пар,

Что вспомнишь – то выбирай.

По паспорту вроде Нодар, Назар…

По-нашему – Николай.

В пятиэтажке шепот, как крик,

Здесь стены тоньше газет.

На первом чихнули – на третьем грипп,

Дом ветхий, как тот Завет.

Казалось, эти здесь жили всегда,

Привычные, как пейзаж.

Недели сматывались в года,

Хозяев менял этаж.

Кто съехал в Москву, кто в вечный покой,

Дом заново заселен.

Жену зовут – «ну эта, с клюкой»,

У мужа шесть пар имен.

Растил наступающий месяц – дни,

А дети – своих детей,

Как будто кто-то их всех хранил:

Ни ссор, ни слез, ни смертей.

Дом спал по ночам, по утрам спешил,

Пах жареным луком в обед.

А эти жили в такой тиши,

Как будто их больше нет.

Его кто-то встретил дней пять назад —

Он нес с рыбалки улов:

Там был вот такенный живой сазан

И пара смурных бычков.

Он вышел вчера в придорожный сквер —

И в шляпе птенцов принес.

А утром к нему постучались в дверь

Сиамец и черный пес.

Жена принимает пернатый дар

И треплет пса по ушам.

А странный дед ковыляет в парк,

Как будто дежурит там.

Птенцы шебуршат в гнезде из газет,

Собака спит в кладовой…

Но снова куда-то собрался дед

Из восемьдесят второй.

Уже в темноте он вернулся в дом,

Нагруженный, как трамвай.

Котята пищат в глубине пальто:

«Последние, принимай».

Стиральной машины кружит штурвал,

Мурлыкает тишина.

В кастрюле молочный девятый вал,

На вахте стоит жена.

Задраены шторы и даже дверь,

Как шлюпка – матрас надувной.

Плывет хрущевка в завтрашний день,

За штурмана – старый Ной.

04.04.10

У Паши ноутбук солиднее выглядел, он за него усаживался – как пианист за концертный рояль. А это тьфу, пудреница какая-то. Да где же тут «Ё» и кавычки-елочки?

– Савва Севастьянович? – Сперва Цирля вокруг порхала и мурчала, теперь эта пришла. – Вам мой компьютер еще нужен?

Старый прикинул объем писанины:

– На часок как минимум, а то и на полтора…