Стеклянный цветок (Сборник) - Джордж Мартин

— Я ничем не заслужил подобного, — сказал Кантлинг неловко. Не совсем извинение, не мостик, открывающий путь к взаимопониманию, просто максимум, на что он был способен. Ричард Кантлинг никогда не умел просить прощения.

— Ты заслужил чего-нибудь в тысячу раз хуже! — закричала Мишель. Она была такой хорошенькой, а выглядела уродливо. Какая чушь, будто гнев придает людям красоту! Банальное клише, и к тому же сплошная ложь. Кантлинг обрадовался, что ни разу им не воспользовался.

— Ты считаешься моим отцом, — сказала Мишель. — Считается, что ты меня любишь. Ты считаешься моим отцом, а ты… ты меня изнасиловал, сволочь!

Кантлинг всегда спал чутко. Ночью он проснулся и сел на постели, весь дрожа, чувствуя что-то неладное.

В спальне было темно и тихо. Так что же разбудило его? Шум? Кантлинг остро реагировал на всякие звуки. Он слез с кровати и вдел ноги в шлепанцы. Огонь в камине, у которого он сидел перед тем, как лечь спать, давно догорел, и в комнате было прохладно. Он нащупал халат, висевший на спинке широкой старинной кровати, надел его, затянул пояс и тихонько подошел к двери. Она, случалось, скрипела, и потому он отворил ее очень медленно, очень осторожно и прислушался. Внизу кто-то был. Он услышал, как они там ходят.

У него похолодело под ложечкой. Здесь, наверху, у него не было пистолета, не было никакого оружия. Он не верил в такие предосторожности. К тому же считалось, что ему ничто не угрожает. Это ведь не Нью-Йорк. Считалось, что в старомодном Перроте, штат Айова, он в полной безопасности. И вот кто-то забрался в его дом, чего ни разу не случилось за все годы его жизни на Манхэттене. Так что же ему делать, черт побери?

Полиция! Надо запереть дверь и вызвать полицию. Он вернулся к кровати и протянул руку к телефонной трубке. Телефон внезапно зазвонил.

Ричард Кантлинг уставился на аппарат. У него было два номера. Один — деловой, подсоединенный к автоответчику, и личный, не значившийся в телефонных справочниках. Его он давал только самым близким друзьям. Горели две сигнальные лампочки. Значит, звонят по личному номеру. Он поколебался, потом взял трубку.

— Алло!

— Самолично он! — произнес голос. — Не дрейфь, папаша. Ты же собрался звякнуть легавым, а? А это всего-навсего я. Спускайся, потолкуем. У Кантлинга перехватило дыхание. Голос он слышал впервые, но знал его, знал!

— Кто говорит? — спросил он.

— Дурацкий вопрос, — сказал голос четко. — Будто сам не знаешь. Он знал, но все-таки спросил еще раз:

— Кто?

— Не кто, а Хью. (Эту реплику написал Кантлинг.)

— Ты не реален.

— Вот и парочка критиков то же утверждала. Помнится, тогда это тебя шибко уело.

— Ты не реален, — повторил Кантлинг.

— Ну ты даешь! — сказал Хью. — Если я не реален, так по твоей вине. Не заедайся, о'кей? Накинь что-нибудь на задницу и валяй сюда. Посидим, поговорим. — Он повесил трубку.

Лампочки на аппарате погасли. Ричард Кантлинг оглушенно присел на край кровати. Как это понять? Сон? Нет, он не спит. Что же делать? Он спустился вниз.

Хью растопил камин в гостиной и, уютно развалившись в большом кожаном кресле Кантлинга, пил из горлышка «Пабст блю риббон». Он лениво улыбнулся входящему Кантлингу.

— А вот и он! Ну чего нос повесил? Пивка хочешь?

— Кто вы, черт побери? — почти крикнул Кантлинг, остановившись.

— Так мы это уже прожевали. Не нуди. Бери бутылку и припаркуй свою задницу у огонька.

— Актер! — сказал Кантлинг. — Проклятый актеришка. Вас Мишель подослала.

— Актер! — Хью ухмыльнулся. — Хреновина! Ты бы в свой романчик всадил такую фигню? Да никогда, дружище. А кто другой напиши такое в журнальчике или в книжке, так ты бы ему всю его фиговую печенку выел.