Стеклянный цветок (Сборник) - Джордж Мартин

— Руби посадили в тюрьму, — продолжал между тем Рэнделл. — Вот я лично дал бы этому парню орден. — Он помолчал, затем продолжил: — Как-то раз Кеннеди пожал мне руку. Когда он вел кампанию против Никсона, то приезжал сюда и выступал с речью в Хаос-клубе. А потом, когда уходил, пожал всем руки. — Швейцар вытащил правую руку из кармана. Она была жесткая, хитиновая, как у насекомого, а с ладони слепо таращилась гроздь раздутых глаз. — Джон даже не поморщился. Улыбнулся и сказал, что надеется — я не забуду проголосовать.

Тахион был знаком с Рэнделлом целый год, но ни разу еще не видел его руки. Ему очень хотелось сделать то, что сделал Кеннеди, — взять эту искривленную клешню в свою руку, сжать ее и потрясти. Он попытался вытащить руку из кармана пальто, но к горлу подступила желчь, и он смог лишь отвести глаза и сказать:

— Он был хороший мужик. Рэнделл снова спрятал руку.

— Проходи, Тахи, — сказал он беззлобно. — Ангеллик пришлось уйти к какому-то клиенту, но она велела Десмонду, чтобы оставил тебе столик.

Тахион кивнул и позволил Рэнделлу распахнуть перед ним дверь. Очутившись внутри, он отдал пальто и сапоги гардеробщице — джокеру с маленьким аккуратным тельцем и в покрытой перьями маске совы, прикрывавшей то, что сделала с ее лицом дикая карта. Потом вошел в зал, уверенно скользя ногами в одних носках по зеркальному полу. Когда он опустил взгляд, снизу на него уставился другой Тахион в обрамлении его ног: непомерно толстый, с головой размером с надувной мяч.

С зеркального потолка свешивалась хрустальная люстра, переливавшаяся сотнями крохотных огоньков, которые многократно отражались в зеркальных плитках пола и стен, в нишах, в посеребренных бокалах и кружках и даже в подносах официантов. Некоторые из зеркал были обыкновенными, другие — кривыми, искажавшими изображение. В «Доме смеха», оглядываясь через плечо, никогда нельзя было знать заранее, что ты там увидишь. Это было единственное заведение во всем Джокертауне, равно привлекавшее джокеров и натуралов. В «Доме смеха» натурал мог увидеть себя искривленным и уродливым и вволю посмеяться, воображая себя джокером; а джокер, если ему очень везло, мог взглянуть в нужное зеркало и увидеть себя таким, каким он был когда-то.

— Ваш кабинет ждет, доктор Тахион, — сказал Десмонд, хозяин. Дес был крупный краснолицый мужчина; его мясистый хобот, розовый и морщинистый, обвивал карту вин. Он поднял его и сделал Тахиону знак следовать за ним одним из пальцев, болтавшихся на конце. — Коньяк тот же, что и обычно?

— Да, — ответил Тахион и пожалел, что на чаевые у него не хватит.

В тот вечер первый раз он выпил за Блайз, как обычно, но второй был за Джона Фицджеральда Кеннеди. Все остальные были за него самого.

В самом конце Хук-роуд, за заброшенным нефтеперегонным заводом и складами, за запасными железнодорожными путями с забытыми красными товарными вагонами, за ничейными участками, заросшими и замусоренными, Том все-таки отыскал его убежище. Когда он добрался до него, уже почти стемнело и двигатель его «меркьюри» зловеще стучал. Но Джоуи разберется, что с ним.

Вдоль десятифутовой изгороди из цепей, увенчанной тремя рядами изогнутой колючей проволоки, за его машиной неслась свора собак, приветствовавшая его сиплым лаем. Закат придавал странный бронзовый отлив горам разбитых, искореженных, ржавых автомобилей, акрам металлолома, холмам и долинам из хлама и мусора. Наконец Том подъехал к широким двустворчатым воротам. На одной их створке металлический знак предостерегал: «ВХОД ВОСПРЕЩЕН»; на другой еще один оповещал о том, что «ТЕРРИТОРИЯ ОХРАНЯЕТСЯ СОБАКАМИ». Ворота были перетянуты цепью и заперты на замок. Том остановил машину и просигналил.