Пламенный клинок - Крис Вудинг (2018)

— У него все хорошо? — Она старалась говорить беспечно, но не сумела ввести в заблуждение ни себя, ни Брадена.

— Вполне.

— А у его семьи?

Браден тяжело вздохнул.

— Лучше некуда. Маленький Джад хочет стать кузнецом, как отец. Минде уже три, все на нее умиляются. Ариала вынашивает третьего.

«Третьего?» Мара оторопела, но заставила себя улыбнуться, чтобы скрыть душевную боль.

— Отрадно слышать, — сказала она. — Поздравь их от меня.

— Поздравлю, — солгал Браден.

— Пора идти. У меня встреча. Можешь доставить бочки завтра?

— Завтра так завтра. Береги себя, Мара.

— А ты себя.

* * *

Мара безучастно смотрела из окошка кареты на Верхние улицы. Позади больших зданий высился могучий остов старого города. Над Победной Стезей были перекинуты громадные арки из розового камня. Полуразрушенная чаша Игралища вздымала к солнцу последнюю сохранившуюся стену; тени падали на песчаный пол, по которому когда-то ступали величайшие актеры Второй империи. Над зубцами Старой стены, резко очерченными в свете меркнущего дня, стоял Утраченный Колосс, от которого остались одни ноги ниже колен, так что опознать, кого изображало изваяние, было невозможно.

Зря она спросила о Данрике. Какой глупый порыв заставил ее бередить старые раны? Что это дало, кроме боли?

«Я узнала правду», — сказала она себе. Правда всегда ценна, невзирая на последствия. Избегать знания — удел слабоумных, вроде тех, что радуются прибытию кроданского принца, который лишит их последней надежды на свободу.

Кто родится третьим, мальчик или девочка? Она подумала о кучерявом темноволосом Джаде и Минде с ямочками на щеках и косичками. Мара никогда их не видела, но они давно жили в ее воображении. Иногда она представляла себе, как играет с ними в снегу зимним днем, и упивалась сладостной болью.

Она не хотела становиться бесчувственной. В сердце у нее скрывались доброта, забота и любовь. Мир слишком ожесточил ее.

Гремя по брусчатке, карета завернула за угол, и Мара заметила мужчину в изящном одеянии из черного бархата, с отполированной дубовой тростью и искусственной ногой. Это хитроумное приспособление из кожи, металла и дерева с укрепленными на шарнирах коленным суставом и стопой позволяло ходить без костыля. «Нога Мальярда».

Мара увидела его лишь на миг, но, когда она отвернулась от окошка, ее лицо посуровело. Смягчиться значит предать саму себя. Гибкость — все равно что слабость.

Больше никаких уступок.

Карета катилась дальше, а Мара смотрела в никуда, и мысли ее были горьки.

Ее дом стоял на широком проспекте на окраине Верхних улиц. Позади возвышался полуразрушенный участок Старой стены, а в отдалении — серые гребни Кошачьих Когтей. Другая стена, пониже и поновее, окружала дом и прилегавший к нему сад, отделяя его от соседских владений, столь же просторных и обширных.

Карета подъехала к кованым железным воротам, давя колесами рыжие пожухлые листья на мостовой, и остановилась. К прутьям ворот был привязан черный платок. Мара взглянула на него, а ее помощница Клия слезла с козел, без всяких слов отвязала платок и положила в карман.

«Так оно и начинается», — подумала Мара.

— Пусть Лария подготовит дом, — велела она Клии. — Сегодня у нас будут гости.

* * *

На носилках, сооруженных их деревянных прутьев и парусины, Вику внесли в спальню, Харод впереди, Гаррик позади. Со стороны коридора доносился вой Скирды, которую заперли в другой комнате Граб и Арен.

— Дайте мне осмотреть рану, — сказала Мара, когда Вику уложили на кровать. — Гаррик, помоги мне раздеть ее.

— Мне нужно к госпоже, — торопливо промолвил Харод, встревожившись, что ему предстоит увидеть женскую наготу. Он неуклюже поклонился Маре и вышел из комнаты, изо всех силы пытаясь соблюсти приличия.

— Давно она в таком состоянии? — спросила Мара, расстегнув рубашку Вики.

— Тринадцать дней. После ранения она не приходила в сознание.