Пламенный клинок - Крис Вудинг (2018)

Клиссен со вздохом сел, зажав между пальцами дымящуюся карагуанскую сигару. Затянулся, смакуя горячий травянистый дым и выдохнул сквозь ноздри густое облако. За это удовольствие он расплатится болью в животе поутру — сигары раздражали его чувствительный желудок, — но сегодня он чувствовал себя беспечно.

Внизу раскинулся город. Дом Клиссена стоял на Южных Высотах, и отсюда ему было видно все пространство от холма до реки, среди пустоты кружевным узором мерцали огни Государева острова. Ночь была безлунная, но от города исходило мягкое желтоватое свечение. Вдалеке, на востоке, темными гребнями выделялись Кошачьи Когти.

На балкон неторопливо вышел Барон Огурчик. Вскочил Клиссену на колени и свернулся калачиком. Клиссен рассеянно почесал у него за ухом, затянулся сигарой и взглянул на звезды. Вот Висельник, вот Лангуст, вот Самоцветная Тропа, яркое пятно в ночи, которое оссиане называют Джохиной Рекой. Местные считают, будто каждая звезда представляет собой блещущую частицу неведомого бога-творца, распавшегося на миллион кусочков, чтобы даровать свет и жизнь пустой бездне, а девять граней его сущности — Девять Воплощений — остались надзирать за мирозданием. Но Клиссен знал правду. Отец показал ему в небе руку Вышнего, невероятно сложный, но безупречно упорядоченный танец вселенной. Вечер за вечером они выходили в родительский садик и смотрели на звезды через тот самый телескоп, который теперь стоял на балконе. Клиссен, напрочь лишенный воображения, все же находил нечто чудесное в этих холодных, далеких огнях.

«Если бы ты увидел меня сейчас, отец. Если бы ты был жив и узнал, какие у тебя прелестные внучки, какая жена досталась твоему сыну. Маленькому уродцу Мариусу, которого высмеивали девчонки и задирали мальчишки. Теперь его никто не высмеет».

Сказать по правде, до встречи с Ваньей женщины занимали его мало, казались недоступными. От внимания Клиссена не укрылось, что по мере его продвижения по службе дамы проявляют к нему все больший интерес, но к тому времени он научился обходиться без них. Лишь когда его обошли очередным повышением, женщины внезапно приобрели важность.

— Империи больше по нраву женатые люди, — сказал ему один сослуживец. — А ты сторонишься женского общества. Это наводит на подозрения.

В Кроданской империи навлекать на себя подозрения было опасно. Поэтому Клиссен напросился вместе с этим сослуживцем на бал, намекнув (разумеется, тонко), что открыт для новых знакомств.

В первые часы на балу его терзала мучительная неловкость. Клиссен не владел искусством светской беседы и не умел танцевать. Когда он стоял у стены и вливал в себя вино, чтобы скрыть стеснение, к нему приблизилась женщина, привлекательнее которой он еще не видел. Она заговорила с ним как с равным, а не с жалким уродцем, недостойным ее внимания. Он робко пошутил, и она с готовностью засмеялась. Они проговорили весь вечер, и по пути домой голова у Клиссена шла кругом. Спустя полгода они поженились.

До Ваньи он никем не дорожил, был равнодушен к роскоши, заботился только о собственном положении и об исполнении долга перед империей. Но все изменилось. Ванья стала его страстью и со временем родила ему двух дочерей, ради которых он с готовностью отдал бы жизнь.

«То, что нам дорого, делает нас слабее», — подумал он.

Жену Киля не пришлось долго уговаривать. Любовь к сыну пересилила остатки привязанности к непутевому супругу. Клиссен уверил Мариеллу, что им с мальчиком ничто не грозит, но только если она не будет запираться.

Объятая ужасом, она охотно бросилась помогать и рассказала все, что знала о товарищах Киля и об их передвижениях. Сообщила название таверны — «Горелый медведь», — куда муж попросил ее послать письмо.

— Вот и отправь весточку, — велел ей Клиссен.

— Что же мне говорить? — растерялась она.

— Правду, — сказал Клиссен.