Долгая дорога домой (сборник) - Пол Андерсон

Что старый мир давал девяноста процентам человечества? Тяжелый труд, неграмотность, болезни, войны, угнетение, нужду, страх, и так от рождения в грязи до жалкой могилы. Если вам повезло родиться в удачливой стране, вы по крайней мере могли набить брюхо и приобрести пару блестящих игрушек, но жизнь ваша была лишена перспективы и смысла. Тот факт, что одна цивилизация за другой рассыпались в прах, говорит, что мы не дозрели до уровня цивилизации, по своей природе мы оставались дикарями. Теперь у нас появилась возможность соскочить с карусели истории и прийти в новое место. Пока никто не знает, куда именно, никто не в состоянии даже предположить, что это такое; главное, что у нас открылись глаза, и мы больше не желаем их закрывать!

Мандельбаум замолчал и, вздохнув, повернулся к следователям.

– Уводите их, ребята.

Заговорщиков завели на платформу – без применения силы, в демонстрации жестокости или мстительности не было нужды. Мандельбаум проводил взглядом платформу, поднимающуюся к кораблю. Затем начал осматривать продолговатую металлическую конструкцию, лежащую на земле.

– Какой героический поступок! – бормотал он, качая головой. – Бесполезный, но героический. Нет, это ценные кадры. Надеюсь, нам удастся их спасти.

Коринф криво улыбнулся.

– Естественно, ведь наше дело правое.

Мандельбаум усмехнулся.

– Извини за нотации. Старые привычки трудно искоренить, факт должен быть снабжен ярлычком морали. Ну, ничего, люди вскоре и это преодолеют.

Физик посерьезнел.

– Какая-то мораль все равно нужна.

– Согласен. Как и мотивы для поступков. И все-таки, сдается мне, мы оставили позади чистоплюйский свод правил, допускавший крестовые походы, сжигание еретиков на костре и отправку инакомыслящих в концлагеря. Нам требуется больше личной и меньше общественной гордости.

Мандельбаум зевнул и потянулся так, что чуть не затрещали кости. Платформа вновь спускалась, пустая.

– Завалюсь-ка я спать. Эту рухлядь можно и утром осмотреть. Ты со мной?

– Я остаюсь, – ответил Коринф. – Устал что-то. (Надо подумать.) Пойду погуляю по пляжу.

– Хорошо. – Мандельбаум улыбнулся странной мягкой улыбкой. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи. – Коринф развернулся и пошел к выходу с прогалины. Рядом с ним молча шла Хельга.

Они вышли из джунглей и остановились на песке, будто иней сверкавшем под луной. Вздымались и с грохотом опадали волны, океан пронизывали мерцающие фосфоресцирующие нити. Большие звезды висели невозможно высоко над головой, но само ночное небо было чистым, как хрусталь. Коринф ощутил на лице морской ветер, резкий и соленый, напитавшийся за тысячи миль пути влагой. За спиной бормотали джунгли, под ногами тихо поскрипывал песок. Все это он воспринимал с неестественной отчетливостью, как если бы из него вынули все содержимое, оставив один пустой сосуд для впечатлений.

Он взглянул на Хельгу, держащую его за руку. Лицо женщины четко выделялось на более темном фоне, распущенные волосы шевелились на ветру, совершенно белые под сказочным лунным светом. Две стоя́щие тени соединились на сверкающем песке в одну продолговатую голубую тень. Питер чувствовал ритм дыхания в прижавшейся к нему женской груди.

В словах не было нужды. Они долго вместе работали, вместе вели наблюдения и теперь могли просто постоять в тишине. Говорило море – размеренным пульсом волн, ударами о рифы, шипением отступающей воды. Над головой свистел и бормотал ветер.