Спасения нет - Питер Гамильтон (2019)

— Я бы такие не надела, но…

— Присмотрись, — перебил он.

«Туфли ей велики!» — сообразила Гвендолин. Да и леггинсы, если присмотреться, плохо прилегают, висят на костлявых лодыжках — небывалое дело во времена, когда все печатается по индивидуальной мерке.

— Можно подумать, у нее анорексия. И не представляю, как она умудрялась в таких бегать. Как в шлепанцах.

Горацио молча наклонился и потянул одну кроссовку.

— Осторожней! — заволновалась Гвендолин.

— Я кожи не касаюсь, — успокоил он и дернул сильнее. Кроссовка легко снялась. И стало понятно почему: ступня женщины превратилась в узловатую культю, как будто с нее удалили все мышцы и сухожилия, а кожа, обтянув кости, смяла их в грубый ком.

— Какого черта!

Она долго таращила глаза на этот ужас, потом перевела взгляд на мужчину. И ему беговые туфли были велики. Гвендолин присмотрелась к почти не видной из–под тела женщины кисти руки.

— Черт! Горацио, посмотри на руку!

Кисть ужасно ссохлась. Но ее поразило другое. Кожа на внутренней поверхности пальцев отрастила шелковистый белый пушок, связавший ладонь с землей.

— Господи боже, — крякнул Горацио. — Корни?

— Биологическое оружие! — вскрикнула Крина. — Отойдите! Немедленно!

Гвендолин отшатнулась — не столько по приказу охранницы, сколько от ужаса. Горацио перепугался не меньше нее.

— Это не биооружие, — прошептала Гвендолин. — К-клетки. Началось окукливание.

Горацио обнял ее и потянул в сторону.

— Пойдем домой.

Она кивнула, не в силах заговорить. Торопливо уходя прочь, оглядываясь через плечо, она, кажется, заметила в дальнем конце Бьюфорт–стрит парней Феллнайка.

— Вернемся в пентхаус, больше за дверь ни шагу, — решила она.

Горацио невесело улыбнулся.

— Спорить не стану.

— И я свяжусь с Гринвичем по защищенному каналу. Семья должна знать, что началось окукливание.

— Угу. Но… корни?

— Мне кажется, К-клетки должны же откуда–то брать питательные вещества. Просто разлагая члены тела, они недолго поддержали бы работу мозга.

— Что–то больно мощная у них биотехнология.

— Да. Мы и раньше знали, что оликсы нас в этой области определили. А теперь знаем насколько.

На набережной Темзы они свернули вправо по дорожке высоко над обнажившимся илистым руслом. Гвендолин удивилась, как сильно от него несло.

Каждого встречного она теперь окидывала острым взглядом, оценивая внешность. И презирала себя за такую низость. Но суровый голос в голове говорил ей, что такой отныне будет жизнь.

Беспричинный страх нашептывал, что пентхаус откажется их впустить. Слишком многое в привычной жизни за последние дни дало сбой. Но черная дверь распахнулась, и она с нелепым облегчением перешагнула порог. Острота всех эмоций у нее сейчас была как у подростка.

— Не знаю, вызывать ли Луи? — обратилась она к Горацио. — Энсли Третий должен знать об окукливании, но Луи мне огорчать не хочется.

— Наверняка ты знаешь кого–нибудь, кто на прямой связи с Энсли Третьим?

— Ну да… — Она посторонилась, пропуская ап–багажку.

В вестибюле Крина привалилась к стене и медленно сползла на пол. Взгляд ее метался, не в силах сфокусироваться.

— Вот чертовщина! — Горацио встал на колени рядом, тронул ладонью потный лоб. — Она вся горит! — Он бросил умоляющий взгляд на Гвендолин. — Тебе не кажется…

— Ох, дерьмо, только не это! Пожалуйста! — Гвендолин тоже упала на колени. — Крина! Крина, ты меня слышишь?

Ответа не было. Она виновато скосила взгляд на ноги телохранительницы.

— И шла она странно.

— Я заметил.

Долгую минуту они молчали. Потом вместе принялись расшнуровывать крепкий ботинок. Стащили и увидели стянутую в шишку ступню.

— Дерьмо. И что теперь?

Хабитат Макдивитт

30 июня 2204 года