Сна с того дня в нашем доме практически не было. Бесконечная череда анализов, томографий, горсти таблеток, больницы, приступы головной боли, эмоциональные качели. Запер все свои чувства на замок, не давал реагировать на её злость, слезы, выводил из апатии и отчаяния. Подарками заваливал, старался постоянно быть рядом. Волосы держал, когда её рвало из-за химии, потом собирал клочки этих же волос с пола, дивна и кровати. Три года борьбы. То улучшения, которым мы невероятно радовались, позволяя себе капельку надежды, а потом опять в пропасть вниз. Родители порывались её к себе забрать, но мы оба наотрез отказались, разрешив приезжать к нам и оставаться столько, сколько душе угодно, но мы должны быть вместе. Готовил ей всё на свете, лишь бы хоть немного поела. Худела, таяла на глазах. Глаза потухли, смотрела на меня как забитая собака, а я всё надеялся и надеялся.

-Мне сегодня правда лучше. – улыбается, подставляя лицо солнцу, пока я раскачиваю её на детских качелях. – Может, облучение правда помогает?

-Это здорово, малыш. Не хочешь домой? Жарко. – У меня уже кожа кипит, август бьёт все рекорды тепла.

-Пойдем. – Кивает в ответ.

Помогаю ей слезть с качелей, медленно добираемся домой, помогаю ей принять ванну, даже покушала с аппетитом. Обнимаю её ночью, чувствуя каждую косточку её почти прозрачного тельца. Сон у меня очень беспокойный, просыпаюсь от холода, вроде укрыт. Хочу осторожно подняться, не беспокоя её, но после первого же движения понимаю, что это конец. Меня трясет, когда вытаскиваю руку из под неё. Стараюсь не смотреть. Звоню в скорую и полицию, уже знаю порядок действий. Потом набираю её отца, не решаюсь услышать реакцию мамы.

Весь мир стал кукольным, ненастоящим. Просто отсиживался на кухне, открывая всем двери и молчал. Сердце сжалось до размеров крохотной точки, только легкие отказывались принимать воздух, выбивая из больного горла слезы. Только на третий день решился зайти рано утром, поцеловал в лоб, попрощался. На похороны пришла куча народа: бывшие одноклассники, однокурсники, мои пацаны, вся её родня. Домовёнок была много кому важна, её любили. Лучше бы я сдох, никто бы и не всплакнул. А что теперь? Не знаю. Жить на автомате, пока на окочурюсь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

30.

-И ты все три года был с ней? – Затаив дыхание спрашивает девушка.

-Я любил её, Соф. – Пожимаю плечами, поворачиваясь к ней, провожу руками по влажным волосам.

-Лучше бы она тебе изменила, конкурировать с мертвой святой трудно. – Горько вздыхает девушка.

-Тебе не надо ни с кем конкурировать. Ты – это ты. А это прошлое. Пойдем. – Подталкиваю её к дверям, запускаю в спальню.

-Ты сегодня останешься со мной? – Спрашивает, нежно обнимая за шею, к губам моим прильнула.

-Не выгонишь теперь. – Отвечаю, ощупывая её тело через свободную футболку, ласково целуя. Пятимся к кровати, остановившись у края.

-Саш… - Начинает, пока я запускаю руку под её майку, нежно поглаживая прохладное после балкона тело. Осекается и молчит.

-Что? Продолжай. – Останавливаюсь, глядя ей в глаза. Может, не хочет, чтобы я приставал?

-Ничего, в другой раз скажу. – Качает головой, снова опуская мои руки себе на бедра.

-Уверена? – Переспрашиваю на всякий случай.

-Заткнись. – Кусает меня за губу, рукой обхватив восставший член через шорты.

В этот раз беру её нежно, бережно, медленно. Сплетаем наши пальцы, целуем каждый сантиметр кожи, изучая, любуясь. Кажется ужасно несправедливым, что мы полгода жили под одной крышей, а сблизились только сейчас. Засыпаем под утро, уже не в силах возбудиться и снова кинуться друг на друга.

31.